Зека глотнул терпкую кашасу, стукнув зубами о край стакана. Над прилавком раздались знакомые фанфары, диктор просил внимания: начиналось объявление результатов лотереи. Все, кто был в «Лузитании», достали свои талоны. Размеренно, словно сообщая военную сводку с поля сражения, диктор читал: «Матч номер один: «Флуминенсе» – один, «Васко» – два. Матч номер два: «Фламенго» – три, «Португеза» – ноль…»

Все сгрудились вокруг Зеки. С каждым результатом напряжение росло. Восьмой, девятый, десятый матчи… Педро схватился рукой за сердце. Одиннадцатый матч, двенадцатый… Охнула Сильвия. Тринадцатый, последний: «Форгалеза» – два, «Ипиранга» – ноль!

Зека роняет талон и опускается на пол. Единодушный рев потрясает «Лузитанию». Тринадцать очков! Все матчи угаданы! Зека, Флавио и Дамиан – победители! Миллионеры! Ми-лли-о-не-ры!

Свершилось! Все-таки господь там, на небе, великодушен и милостив! Слава тебе, господи наш! Спасибо, что обратил свой мудрый взор на нашу убогую «Лузитанию»! Педро крестится, дрожа и еще не веря в случившееся. Неважно, что не он выиграл эти миллионы! Ему тоже повезло: теперь «Лузитания» прославится на весь город. Скоро прибегут репортеры.

Фотографии появятся в газетах. Завтра появятся.

«Лузитанию» покажут по телевидению! А это означает, что сюда сбегутся зеваки со всего района. Может быть, ботекин станет модным?

Вокруг уже толпились десятки знакомых и незнакомых, завсегдатаев и случайных прохожих: весть о выигрыше разнеслась по всему кварталу. Сильвия, вытирая глаза, обнимала Зеку. Никто не мог разыскать Дамиана, который еще утром отправился собирать милостыню на Центральный вокзал. Флавио работал в отеле, но уж он-то знал: он всегда имел при себе копию талона.

«Лузитания» заполнялась народом. Бился в истерике Лоретти, сбежавший из своего киоска: он заполнил свой талон точно так, как Зека с Флавио, но в последний момент дьявол толкнул его под локоть, и Лоретти переделал результат тринадцатого матча, поставив ничью. Если бы не эта проклятая ничья, он делил бы сейчас с Зекой миллионы, как это было всегда, когда несколько талонов набирали тринадцать очков.

Лопес, растолкав зевак, схватил Зеку за плечо:

– А ну, вставай?

– Что, что такое? – слабым голосом отозвался Зека. Он озирался вокруг с какой-то отрешенной улыбкой, не узнавая друзей.

– Вставай немедленно! – крикнул Лопес.

– Что ты, сержант! Зачем трогаешь парня! Оставь человека в покое! – закричали вокруг.

– Да зачем же он тебе нужен? – качая головой, спросил Педро.

– Как это «зачем»? – рассердился сержант. – Он что, не собирается нам поставить хотя бы бутылку «Прайаниньи»?

Радостный рев оглушил Педро. Зека испуганно раскрыл глаза и начал приходить в себя.

– Где Флавио? – спросил он слабым голосом.

– Флавио сейчас придет, – сказал Лопес. – А ты пока давай распорядись.

Зека тряхнул головой и встал. Вокруг воцарилось молчание. Все выжидающе смотрели на нового миллионера. На человека, чье имя завтра появится на всех первых страницах газет. И даже за границей напишут о нем.

– Педро. Послушай, Педро, – сказал он, держась за плечо Лопеса.- Сдвигай столы. Вынеси их на улицу. Посылай за виски. Позвони в ресторан. В какой? В самый лучший. Пусть пришлют шампанского, лангуст, ветчины.

…«Лузитания» безумствовала всю ночь. Были опустошены винные погреба всех близлежащих ботекинов и ресторанов. Зека собрал нищих с окрестных кварталов и кормил их креветками и шоколадным тортом.

Сильвия умывалась шампанским, вылив полдюжины бутылок в пластмассовый таз: это, как она объясняла всем и каждому, способствовало улучшению цвета лица.

К трем часам утра весь район уже знал о неслыханной вакханалии в «Лузитании». Матросы, удивленные отсутствием Сильвии и ее подруг на привычных перекрестках, вваливались в ботекин целыми экипажами. На улице выстроился громадный хвост пустых такси: водители дружно вздымали бокалы за здоровье Зеки, за процветание лотереи, за Старого Педро, за Сильвию, за футболистов – «три-кампеонов» – всех вместе и по отдельности, за «Менго» и «Флу», за «Васко» и «Ботафого».

Мальчишки, собранные Зекой из подворотен и подъездов, разносили бутылки шампанского по улице Санта-Витория: проснувшись к утру, каждая семья должна была обнаружить у дверей скромный подарок новорожденного миллионера. На рассвете бросили якорь у «Лузитании» и оранжевые грузовики ДЛУ – департамента по уборке улиц. Полсотни мусорщиков и дворников активно братались с хмельными сержантами полицейских патрулей и косматыми плейбоями, возвращавшимися по домам из ночных притонов и наткнувшимися на бурлящий водоворот «Лузитании».

В полутемном углу сидел, склонившись над листком бумаги, Флавио. Он появился, когда начало светать. Взял стакан виски, брезгливо растолкал ватагу веселящихся матросов и сосредоточенно углубился в вычисления. Он был спокоен и преисполнен решимости. Теперь, когда пробил его час, он знал, что он будет делать. Заглядывая в толстый туристский путеводитель, забытый каким-то гринго в номере «Плазы», Флавио аккуратно подсчитывал предстоящие операции. Он умел считать и слыл среди завсегдатаев «Лузитании» специалистом по финансовым вопросам.

Может быть, потому, что в розовой юности работал в банке «Братья Гимараэс». Разносчиком кофе. Впрочем, это не так уж важно. Тем более сейчас. Флавио считал долго, но при всех альтернативах итог получался один и тот же: до конца дней своих – даже если господь отпустит ему еще сто лет жизни – он окончательно обречен – именно обречен – утопать в хрустящих, шелестящих, лощеных дензнаках. Двенадцатимиллионная премия даже при самом примитивном, при самом убогом, лишенном воображения использовании – ькладе в банк на определенный срок под проценты – давала твердый ежемесячный доход в размере 300 тысяч! 300 тысяч – это в 30 раз больше оклада президента республики. И в 10 раз больше, чем зарплата Пеле в «Сантосе». Но, прежде чем думать о процентах, акциях и чековых книжках, хотелось помечтать. Предположим, он захотел бы для начала кутнуть. Закатиться в Европу. Хотя бы на неделю. И не просто в Европу. А в «ту» Европу! В Европу высшего класса. Он листал справочник и делал выписки, сверяя цены «той» Европы с курсом крузейро. Одна неделя пребывания в самом роскошном номере (из четырех комнат!) в самом дорогом парижском отеле «Риц» – на Вандомской площади: по 15 тысяч в сутки. В неделю, стало быть, 105 тысяч.

Для экскурсий по Парижу и окрестностям – три «роллс-ройса». Один – белый, для выездов по утрам.

Другой – серебристо-жемчужный для полудня. Третий – торжественный, темно-голубой. 330 тысяч крузейро. Что еще?… Трехязыковые секретарши с дипломами курсов ЮНЕСКО – служба круглосуточная в течение недели: 30 тысяч. Да, а гардероб? Предположим, портным будет знаменитый Черрути. Закажем ему, скажем, полдюжины костюмов, четыре смокинга, шесть свитеров (в Европе сейчас дело идет к зиме!), рубашки, сколько рубашек? Ну, две дюжины для начала. Что еще? Восемь пар обуви, штук восемь брюк, плащ, кофта из шерсти боливийских лам, шуба меховая из соболей или черной обезьяны…За все это 100 тысяч. Далее, возьмем, напитки. Шампанское! Шампанское – старая слабость Флавио. Две тысячи бутылок «Пьер Жоэ» с отпечатанным именем хозяина – то есть Флавио! – на этикетке: 300 тысяч.

А если по приезде закатить обед в «Максиме»? На тридцать персон. Созвать все сливки бразильского общества, обитающего в Париже. От посла до писателя Антонио Кальядо. Меню: черная икра, консоме.

Дальше в справочнике шли названия, от которых у Флавио закружилась голова: лосось, кабанья печень, пулярка. Что-то там еще? И все это – за какие-то 20 тысяч, включая чаевые! Смешно: уже неделю он пробыл в Париже, а истрачено всего лишь… сколько?…885 тысяч. 12 миллионов, можно сказать, и не распечатаны!

Теперь уже Флавио не сомневался, что он поедет в Париж. И не только в Париж. Вокруг света! Париж – Лондон – Мюнхен. Что там еще?… Мысли путались. Мюнхен как-то сразу же вспомнился: скоро там будет олимпиада, о которой все чаще пишет «Жорнал дос спортс». А что там, за Мюнхеном? Россия с ее загадочной Сибирью? Поедем и в Россию.