Под ногами Ма'элКота в кипящей грязи вспухали и лопались дымящиеся пузыри, но он обращал на них не больше внимания, чем на ветерок от раздуваемых пажами мехов. Глаза императора светились травянисто-зеленым цветом, переходящим в яркий изумруд. Ма'элКот поднял руки, словно священник при благословении, и из кипящей грязи поднялась бесформенная масса, источающая пар и растекающаяся от жары.

Ком глины килограммов на сто, если не больше, висел, озаренный отблеском углей, в двух метрах над полом. Удерживала его только воля Ма'элКота. Внезапно из этой бесформенной массы появилось какое-то щупальце и пять отростков, которые словно бы сами лепили себя. Слой глины осыпался с массы и плюхнулся в котел; четыре отростка стали длиннее и тоньше, а пятый меньше – ком превратился в человечка.

По сравнению с Ма'элКотом человечек казался маленьким, почти крошечным. Он вращался в воздухе, слегка изменяясь. По поверхности фигурки пробежали трещины и складки, изображавшие одежду. Потом Кейн увидел повернувшееся к нему лицо с коротко подстриженными усами и бородкой, идущей по челюсти, с чуть искривленным во время давней схватки носом и шрамом на носу. Во рту у Кейна пересохло.

Он занес ногу, чтобы сделать шаг, подойти ближе, но Ма'элКот произнес:

– Не двигайся, пожалуйста. Понимаешь, мне будет слишком сложно.

Он ни разу не взглянул на арку и не мог видеть стоящего там Кейна. По крайней мере не мог видеть его глазами.

Едва дыша, Кейн смотрел на вылепленную фигуру. «Кровавый Клинок Тишалла, – подумал он, – да это ж я!»

К этому времени истина вполне соответствовала его догадке. Перед ним висел в воздухе его двойник, превосходный во всех отношениях муляж, если не считать того, что он был цвета грязи. Поза двойника в точности соответствовала позе Кейна. Фигура висела в воздухе, медленно вращаясь, словно труп на виселице, пока Ма'элКот осматривал свое творение. В голосе императора слышались теплые рокочущие нотки – таким, должно быть, слышит ребенок в утробе голос отца.

– Теперь можешь войти, Кейн. Входи, прошу тебя.

Пажи, которые суетились вокруг котла, помешивая варево и раздувая угли, вскользь посмотрели на вошедшего и отвернулись. Кейн шел не слишком уверенно, в его груди кипело какое-то чувство, равного которому он никогда не испытывал и которого не мог узнать; только через несколько секунд он понял, что это было благоговение.

Он стал свидетелем самой впечатляющей демонстрации всевластия, какую только можно представить. Вряд ли найдется человек, лучше контролирующий все, происходящее вокруг.

«А я согласился убить его, – подумал Кейн. – Лучше бы застать его спящим».

Ма'элКот большими шагами пересек котел, не обращая внимания на жар и пар. Двойник Кейна тащился за ним по воздуху, как покорная собака. Приветственная улыбка императора согрела Кейна, словно глоток виски. Император произнес:

– Я не могу решить, куда приладить этот кусочек. Как по-твоему?

– Кусочек? – хрипло переспросил Кейн. «Какой кусочек? Кусочек чего?» – Я не понял…

В ответ – олимпийская усмешка.

– Ну конечно. Ты смотришь на это, – Ма'элКот кивнул в сторону своего создания, – как на завершенное произведение искусства. Для меня это всего лишь маленький кусочек вот этого.

Ма'элКот вытянул руку, указывая куда-то поверх головы Кейна. Тот повернулся и посмотрел вверх, еще выше, еще… Открыл рот, будто удивленный ребенок, и потрясенно воззрился на высокую стену.

Там было лицо.

Оно могло принадлежать разве что титану или Атланту, державшему мир на плечах. Это огромное лицо занимало все тридцать пять метров от верхушки арки до потолка.

Оно не было закончено и наполовину. Кое-где виднелась голая стена; кое-где черты были едва намечены костями. Завершены были только лоб и один глаз.

Головоломка безумного бога, это лицо было сложено из тел, распластанных, расчлененных и переплетающихся, словно трупы в общей могиле. Мгновением позже Кейн понял – это не настоящие тела, но глиняные статуи, подобные той, что висела сейчас за плечом.

Размеры изваяния ошеломляли. Сколько труда понадобилось для того, чтобы тщательно вылепить куклу, а потом найти ей место! А сколько еще предстоит сделать! Когда Кейн продумал обо всем этом, его объял священный трепет и одновременно исчезла надежда на то, что Ма'элКот окажется обычным магом, пусть даже очень сильным.

Кейн не мог оторвать глаз от необычного творения.

– Ну как, нравится? – пророкотал Ма'элКот. – Я назвал эту работу «Будущее человечества».

При этих словах что-то щелкнуло в голове Кейна; секундное озарение дорисовало лицо и придало ему естественный цвет.

Лицо принадлежало Ма'элКоту.

– Похоже на тебя, – прошептал Кейн.

– Ну конечно. Это автопортрет.

Теперь голос Ма'элКота звучал совсем рядом. Кейн обернулся и обнаружил, что едва не касается носом груди императора. Должно быть, тот очень тихо, по-кошачьи, сошел с котла. От него исходил запах крепкого мужского пота, смешанный с ароматом лавандового масла, которым были умащены его волосы и борода, и тяжелый мясной дух глины, засохшей на его босых ногах. Он обнажил в улыбке великолепные крупные белоснежные зубы.

– Все великие произведения искусства в какой-то степени автопортреты, Кейн.

Было жутковато находиться в пределах досягаемости этих огромных рук, поэтому в ответ Кейн мог лишь кивнуть.

Изображение Кейна все еще находилось позади него. Выполненное в натуральную величину, оно с абсолютной точностью повторяло каждую черточку лица и тела. Кейн заглянул в свои глаза, вылепленные из глины, и только сейчас заметил, что даже борода изваяния тщательно разделена на отдельные волоски. Ма'элКот заметил:

– Сейчас я работаю вот над этим кусочком, однако не понимаю, к чему он подходит. Дело в том, что каждый кусочек глины должен лечь на свое место; каждый должен стать частью целого. Я работаю с этим вот уже два дня с перерывами, однако никак не могу определить его место. Нет ли у тебя предложений?

Кейн помотал головой и, с трудом произнес:

– Не могу и предположить.

– Даже так, – вздохнул Ма'элКот. – Ну что ж! Если не находится подходящего места…

Он воздел руку перед лицом Кейна и внезапно сжал ее в кулак; кукла дернулась, потеряла форму и потекла сквозь пальцы.

Кейну показалось, будто на глиняном лице появилась гримаса невыразимой муки, а потом исчезло само лицо. Еще один жест Ма'элКота – и неровный ком глины перелетел через край котла, подняв брызги варева, словно брошенный в лужу мяч.

– Есть вопросы? – осведомился Ма'элКот.

– Ты не слишком разборчив в средствах, – заметил Кейн.

– Утонченность – для слабых. Они добиваются своего вкрадчивостью, потому что у них не хватает сил на открытые действия.

«Вот те на, – подумал Кейн, – а ведь когда-то я говорил то же самое, причем не раз».

К котлу подошел паж с большой бутылью и вылил из нее в варево темную жидкость. Кейн посмотрел в котел и снова повернулся к Ма'элКоту.

– У меня такой вопрос: что это они льют в глину? Пахнет как кровь.

– Это и есть кровь, – серьезно ответил Ма'элКот. – Все Великие Дела замешаны на крови. Разве ты не слышал? – Это же… – Кейн неловко откашлялся, – просто афоризм.

– Да ну?

Ма'элКот с живостью потер руки и внезапно дружески хлопнул Кейна по спине, от чего тот пошатнулся. – Пошли, мне надо вымыться, а ты наверняка голоден и должен поесть. Нам о многом необходимо