Но умел ли он так хорошо метать ножи, чтобы попасть в нее на все сто?

Она находилась не очень далеко от нас, однако любой промах и сбой грозил нам неминуемой смертью. «Умная» не промахнется и не простит нас. Нашла носильщиков, коза! Поняла, что сама ни за что не дойдет, не донесет свой бесценный груз, вот и подалась вдогонку. Хороша! Я боялся за Графа, не знал его планов и намерений и потому, во избежание неприятностей, вышел чуть вперед и немного заслонил собой Нинку. Теперь, надумай он метнуть нож, ему сначала придется отодвинуть меня либо бросать его прямо из-за моей спины, что весьма неудобно. Чем черт не шутит? Он всего несколько минут назад говорил о риске… Он вообще непредсказуем! Если он собирался возвращаться назад, то что для него метнуть в нее «сажало»? Пустяк.

Но Нина была, в натуре, не подарком и в полной мере контролировала ситуацию. О ноже она не забыла и, словно почуяв опасность, тут же напомнила о нем и мне, и Графу.

— Достаньте и медленно бросьте нож на землю, — велела она нам, на всякий случай сняв с плеча один «ствол». Прислонив его к своей груди, держала как «щит» и как «меч» одновременно.

Боре не оставалось ничего другого, как выполнить ее требование. Он легонько бросил нож, и тот упал в полутора метрах от нас.

— Ну что, еще пройдемся или останемся здесь? — поинтересовалась она деликатно и без претензий, едва ли не сочувственно.

— Пойдем. Еще полчаса можно идти, — хмуро сказал Граф, и я понял, зачем он это делает. Что ж, возможно он и прав на сей раз — пусть эта сучка побольше вымотается, глядишь да и заснет сдуру. Хотя… Вымотаемся мы с ее сумкой…

Нина отступила назад и дала нам возможность поднять сумку. Я взялся за ручку и прибалдел — тяжесть неимоверная! Сверху лежали продукты.

— И как это у тебя руки не отвалились, интересно? — изумился я ее силе и выносливости.

— Спроси у любой бабы, ответит. Не гнилая картошка, чай. Такую сумку я бы поперла и с Северного полюса! — ухмыльнулась она.

— Дай хоть поглядеть как следует, чего несем, мадам, — попросил я. — Скажи, что ты там еще нашла и откуда это добро?

— Тебе это надо? Я знаю не больше тебя. Сумку набила самородками и вылетела оттуда вон. Что еще? Скорее всего, здесь где-то рядом водится золото, я так думаю.

— Но я видел и монеты! Не фуфло, настоящие золотые монеты.

— Не знаю. Они могли попасть туда случайно. Ты же видел скелеты на подходе… Мы этого уже никогда не узнаем. И слава богу, — добавила она и взмахнула рукой. Пора, мол, идти.

И мы пошли.

В эту ночь никто из нас не спал. Нинка точно не спала, а мы вздремнули всего ничего и то когда совсем рассвело, а костер почти потух. Собирать хворост не было ни сил, ни желания. Мы не спали потому, что «караулили» ее, она, видя что мы не храпим, а только лежим, все время что-то бормотала себе под нос и отхлебывала чифир из консервной банки, которую мы вытащили из сумки и откупорили. Зараза знала, как действует на людей злейший чифир, и потребовала, чтобы мы вскипятили ей воды. Когда мы чуток передохнули и подзаправились, я сварил ей крутого кипятка, подумав, что она хочет попить чайку. Куда там! Она тут же сыпанула в банку полпачки индюхи и накрыла ее пакетом. Продукты и чай мы сами поднесли к дереву, на котором она сидела. Она в это время отходила назад. Единственное, чего мы не делали, так это не разводили ей костер, она справилась с этим делом сама. У нас горел свой, она грелась у своего. Приближаться к ней близко она не позволяла, а хворост мы собирали с другой стороны. Прошли мы немного; очень скоро совсем стемнело и идти, а точнее, двигаться по-черепашьи просто не имело смысла. Надежды на то, что она отрубится и уснет, практически не было, но для очистки совести и, так сказать, из самолюбия мы упорно притворялись и делали вид, что спим. Ясное дело, чифир мы тоже употребили свой, еще до еды. Однако в отличие от девахи на нас он подействовал успокаивающе. Мы просто раскумарились, и все. Уже через тридцать — сорок минут мы могли спать мертвецким сном. Промучившись всю ночь напролет и дождавшись рассвета, мы плюнули на нашу подлую «вахту» и дружно отрубились. Разумеется, Нинка дала нам немного поспать, часа три или чуть больше. Это было в ее интересах — «грузчики» должны работать. Проснувшись около десяти, мы быстро заварили чифир и снова двинулись в путь. Завалов и непроходных мест стало меньше, но все равно нам пришлось топать часа четыре, а то и все пять, прежде чем мы выбрались из бурелома. Бог мой, я до сих пор помню, какое безумное облегчение и какую радость я испытал в тот момент, когда понял, что наши муки наконец закончились! Это был лес, нормальный лес, и, клянусь богом, мне хотелось целовать эти стройные березки и сосенки, которые предстали перед нашими глазами! Наверное, так чувствуют себя космонавты, ступившие на землю после нескольких суток полета. О «долголетающих» не говорю вообще — эти, скорее, походят на зэков, отпыхтевших пятнадцать — семнадцать лет без выхода и потому боящихся ступить за порог лагеря. Космонавты ничего не забыли, как зэки, но, видимо, на землю ступают так же робко, как те. Невозможно передать словами чувства и поступки зэков, отпыхтевших по двадцать и более лет, не «отходя от кассы»! А я видел таких десятки и десятки. Что там современный троллейбус и лифт! Бедолаги не знают, как позвонить по телефону (кнопки, жетоны, карты) и как обратиться к человеку. Они как тени среди живых людей, которые даже не подозревают, что творится в головах и сердцах этих несчастных. Не думаю, что знаменитый граф Монте-Кристо, воспетый А. Дюма, так быстро вписался в жизнь после стольких лет отсидки в одиночке. Ему бы не помогли ни бриллианты, ни опытные наставники, ни дорогие наряды. Одиночка не лагерь, из лагеря выходят дикарями, из одиночек — дедами дикарей — дикарями в кубе…

Теперь нам осталось сделать два дела: обезвредить дерзкую девчонку и пройти остаток пути — каких-нибудь десять — пятнадцать километров, если мы не сильно отклонились от курса и идем куда следует. Пусть даже двадцать пять, какая разница, главное в том, что мы вырвались, прошли этот жуткий бурелом. Дело за малым. А солнце светило, светило вовсю, и даже не верилось, что где-то там, далеко, есть какие-то тюрьмы и лагеря, в которых томятся люди. Вчера, сегодня, завтра…

— Может, перекусим, мадам? — оглянулся я на Нину, которая шла метрах в восьми от нас. — Время как раз пожрать, у нас еще что-то осталось.

— Не у Кати за столом! — отмахнулась она от меня моей же присказкой. — Успеем. Я слышу какой-то шум, но не пойму, с какой стороны. Погодите. Давайте остановимся и послушаем, — сказала девка и замерла на месте.

Мы тоже остановились и поставили сумку на землю. Действительно, где-то сбоку от нас что-то шумело, но что — было не разобрать.

— Это там, — сказал Граф и показал рукой налево. — Речка. Так может шуметь только вода.

И он не ошибся. Буквально через пятнадцать минут мы спустились в низину и увидели вдали извивающуюся меж невысоких скалистых берегов речку. Вскоре мы подошли к ней. Речушка в этом месте была неглубокой и неширокой — метров десять — двенадцать. Зато течение! Вода стремительно неслась мимо нас, и не думаю, что кто-то из нас троих сумел бы преодолеть эти метры, решись он переплыть на другой берег. Что это за речка, мы, понятно, не знали, но сообразили, куда она течет. Скорее всего, к Ослянке, а затем впадает в Мосьву. Иначе не может быть. Если бы мы сразу вышли к реке и шли все время над ней, мы бы ни за что не попали в бурелом и уже давно были на месте. Дали маху, дали.

Я посмотрел на другой берег — ни ветерка, ни звука, сплошной лес. Стоит, словно нарисованный, и не знает печали. Красота! Не удержавшись, я таки помочил немного ноги и слегка ополоснулся. Вода была холодной как лед, но до того чистой и прозрачной, что просматривались все камушки на дне. Граф не рискнул мыться, опасаясь простуды, а я сбросил потную рубаху и швырнул ее на ветки ели, просушиться. Сам накинул на плечи куртку и присел рядом с водой, дымя сигаретой. Нина шаталась вдоль берега и нет- нет да и поглядывала на нас, очевидно следя не так за нами, как за сумкой.

— Как думаешь, что бы она стала делать, если бы мы швырнули сумку в реку? — спросил я у Бори. — Прикинь, а! Сошла бы с ума или повесилась, точно. А может, и нырнула бы, запросто.