— Пусть все выйдут отсюда! — попросил Нострадамус.

Присутствовавшие в растерянности переглянулись. Но принц, бросив на них ужасный взгляд, приказал, чтобы его немедленно оставили наедине с колдуном… с целителем! С тем, кто вернет ему жизнь! Комната сразу же опустела, и новоявленный лекарь позаботился о том, чтобы закрыть за ушедшими дверь. Потом он вернулся к больному и, когда шел к его постели, казался тому похожим на архангела-спасителя. Телесные и душевные страдания изменили облик прежнего Рено: он как будто уменьшился в размерах, если так можно выразиться, как будто усох. Про другого сказали бы, что он исхудал, но это про другого: тело Нострадамуса словно испарилось, перестало быть материальным. Только глаза горели неистовым пламенем, и можно было подумать, что вся жизнь молодого человека, вся его сердечная боль, вся сила духа, одним словом, все, что составляло теперь его существо, сосредоточилось в этом пылающем взгляде.

Итак, Нострадамус подошел к кровати. К кровати, на которой умирал дофин Франсуа, один из двух мучителей Мари де Круамар!.

Нострадамус склонился над умирающим. Он долго и внимательно, с огромным терпением осматривал больного, выворачивал его губы, заглядывал под веки, рассматривал кончики ногтей. Франсуа в неизбывной печали качал головой.

Нострадамус… Рено… Он, человек, которого никто не захотел пожалеть, в этот миг забыл, что, подобно Христу, несшему крест на Голгофу, взвалил на себя тяжкий груз человеческого страдания… Для него наступила минута, когда он вознесся над своими страданиями, когда он прощал всему человечеству целый век преступлений… Он взял умирающего за руку и с доброжелательной улыбкой сказал ему:

— Смотрите на меня…

Дофин послушался.

— Доверьтесь мне…

— Я верю! — прохрипел дофин.

Нострадамус склонился еще ниже. Его улыбка излучала теперь поистине неземную доброту. И он произнес такие странные слова, что принц, до которого они долетали словно издалека, подумал, что ослышался:

— Какое счастье, что я появился вовремя! Вы можете успокоиться, Ваше Высочество…

— Я могу успокоиться? — не веря своим ушам, пролепетал дофин.

— Да. Благословите Небо за то, что фанатичный монах приказал бросить меня в подземелье этого дворца. Должно быть, этого пожелали всемогущие силы небесные, потому что, если бы меня не было здесь, никто не смог бы вас спасти.

— А теперь? — задыхаясь, прошептал больной.

— А теперь… Раз я здесь, то могу твердо сказать: ВЫ БУДЕТЕ ЖИТЬ!

Едва Нострадамус произнес эту фразу, лицо его обрело необычайно спокойное, даже безмятежное выражение. В момент, когда эта фраза была услышана, на лицо дофина легло выражение безграничного доверия. После тяжких мук на него вместе с пылким желанием выжить снизошла убежденность в том, что он непременно выживет. Он поднял глаза на целителя и улыбнулся ему с бесконечной благодарностью, его переполняла опьяняющая радость человека, сумевшего отойти от края бездны, откуда другие уже никогда не возвращаются.

Нострадамус вынул из-за пазухи маленькую коробочку и, достав из нее какой-то грязно-белый шарик, протянул его принцу. Франсуа с жадностью проглотил снадобье. Почти в ту же минуту он ощутил, как к нему приливают силы, как он медленно, но верно поднимается с самого дна пропасти, в которую неведомо как свалился. Смерть отступила от него!

— Я спасен! — с жаром воскликнул Франсуа.

— Пока еще нет, — со спокойной улыбкой возразил Нострадамус. — Я просто дал вам лекарство, способное на время вернуть вас к жизни и заставить смерть подарить вам несколько часов.

— Как это так? — заволновался дофин. — А что будет через насколько часов?

— Да я же вам уже сказал: вы будете жить! Потому что мне с лихвой хватит этого времени, чтобы изготовить…

Нострадамус замолчал. Принц поднял на него полные тревоги глаза и спросил тихо:

— Изготовить что?

— Хорошо, я отвечу вам, — мрачно ответил Нострадамус. — Надо, чтобы вы знали: я должен изготовить противоядие!

— ПРОТИВОЯДИЕ! — загремел принц, забыв, что совсем еще недавно лежал обессиленным. — О боже мой! Значит, я…

— Да, ВЫ ОТРАВЛЕНЫ!

Дофин ужасно закричал. Услышав этот душераздирающий вопль, люди, стоявшие за дверью, распахнули ее и вбежали в комнату.

— Назад! — еще громче заорал дофин. — Убирайтесь отсюда все!

— Спасен! — не веря своим глазам, воскликнули придворные. — Его Высочество спасен! Ноэль! Ноэль! Чудо!

Взрыв искренней радости окружающих почему-то рассмешил принца. Присутствующие окружили целителя, который, усевшись за стол, принялся быстро писать. Поставив точку, поднялся. Кружок расступился. Ужас, восторг и удивление ясно читались на всех лицах: принц, которого несколько минут назад они видели агонизирующим, предстал перед ними живым и чуть ли не здоровым!

— Господа! — отсмеявшись, сказал дофин. — Уходите отсюда, если хотите, чтобы я и в самом деле был спасен. И, что бы вы ни услышали, не открывайте дверей, пока вас не позовут.

На сей раз все подчинились требованию принца, но, выходя, восклицаниями: «Ура! Ура! Ноэль!» — и жестами продолжали демонстрировать бурную радость.

— Погодите, — сказал Нострадамус.

Несмотря на приказ королевского сына, все замерли на месте.

— Друг мой, — обратился Нострадамус к одному из присутствующих, — потрудитесь принести мне не позже чем через час все предметы, травы и жидкости, которые обозначены в этом списке. Идите и поторопитесь, речь идет о жизни дофина Франции!

Лакеи, врачи, придворные засуетились. Прошел не час, а только четверть часа, но все, чего потребовал целитель, уже стояло на столе.

— А вот теперь, — сказал Нострадамус, — всем действительно нужно выйти.

Минута — и спальня принца опустела. Тот, кто распоряжался здесь, не был королем, но он был больше чем король. Он был посланцем таинственных сил, которые распоряжаются и королями.

Нострадамус и Франсуа остались одни…

— Скажите мне еще раз, повторите, что я буду жить! — пылко взмолился дофин.

— Вы будете жить, — спокойно сказал Нострадамус, начиная работать с заказанными им банками и склянками.

— Значит, вы настаиваете на том, что меня отравили?

— Да, вас отравили. Я еще прошлой ночью знал, что кого-то отравят, но не мог понять, кому суждена смерть…

— Вы знали… — пробормотал потрясенный Франсуа.

— Знал наверняка, — все так же спокойно отвечал Нострадамус. — Я даже пытался заставить отравителя отказаться от своего намерения… Но это мне не удалось.

— Но мне же сказали, что вы сидели в темнице!

— Да. И был прикован к стене цепями за лодыжки.

— Тем не менее вы пытались…

— Воспрепятствовать преступлению, да…

Дофин почувствовал, как холодок страха пробегает у него по спине, пробирая до самых костей. Он почти выскочил из постели. Он смертельно побледнел. У него стучали зубы. Он лепетал: