«Теперь можно, ибо она мертва!» – подавляя стон, думал Кончини.

– Дорогой маршал, на этой счет я могу вам дать четкие указания, – ответил герцог де Ришелье. – Вы ведь знаете, где расположен особняк Карла Ангулемского? Так вот, герцог будет у себя этой ночью. Часов в десять он проникнет во дворец через маленькую дверь, которая выходит на набережную.

– Так он в Париже? – посчитал нужным разыграть изумление Кончини.

– Да, – кивнул епископ. – Этой ночью, между десятью и одиннадцатью часами, надо окружить и тщательно обыскать особняк герцога Ангулемского.

– Вы возвращаете мне жизнь! – вскричал Кончини. – Услуга, оказанная вами, не может остаться без награды. Скажите, чего бы вам хотелось?

Ришелье, на минуту задумавшись, промолвил:

– У юной королевы Анны Австрийской нет духовника…

– Хорошо, господин епископ, – заулыбался маршал. – Завтра же я подпишу ваше назначение: вы станете духовником королевы.

«На, бери! Получай! – гневался про себя Кончини. – Получай, пока не получил где-нибудь в темном закоулке пулю, от которой не спасет тебя твоя хваленая кольчуга!»

Ришелье затрепетал от радости. Хитростью и угрозами ему наконец удалось добиться вожделенной цели: должность духовника юной Анны открывала ему доступ в августейшее семейство.

– Дорогой маршал, – снова заговорил он, – я хочу сообщить вам кое-что еще…

«Припас для меня еще один удар!» – злобно подумал Кончини.

– После ареста отца необходимо заняться устранением дочери… – продолжал Ришелье. – Она – душа этого заговора.

Кончини страдал невыносимо. Епископ все время говорил о Жизели так, словно она была жива. А она, мертва! Утоплена головорезами королевы-матери!

– О чем вы? – хрипло спросил маршал. – Особы, о которой вы говорите, больше нет на свете.

– Вы ошибаетесь, маршал, – возразил епископ, уверенный, что Кончини притворяется. – Эта девушка живее нас с вами.

– Повторите! – вскричал Кончини, побелев, как полотно. – Ришелье, если под вашей кольчугой бьется сердце мужчины, умоляю вас, повторите!

– Я сказал, – повторил искренне удивленный епископ, – что дочь герцога Ангулемского жива и находится сейчас в доме Мари Туше на улице Барре. Я сказал, что нужно ее устранить. Без ареста, без шума, лучше всего – тайное заточение… Что с вами, господин маршал, вам плохо?

Точно громом пораженный, Кончини рухнул в кресло, испустив вопль дикой радости. В тот же миг распахнулась потайная дверца и в комнату вплыла Леонора Галигаи. Она поднесла к носу супруга флакон. Кончини открыл глаза, увидел Леонору и понял, что она слышала все.

– Ты была там? – с ужасом выдохнул он.

– Да, – ледяным тоном ответила Леонора.

На ее лице только великолепные глаза казались живыми, и в них Кончини прочитал приговор Жизели.

– Предоставь это дело мне, – промолвила Лео нора, – и ни о чем не беспокойся. Сегодня вечером ты расправишься с отцом, а дочерью займусь я. Клянусь тебе не посягать на жизнь этой девушки. Как только я доставлю ее сюда, в наш особняк, мы вместе решим ее судьбу. Ступай, твоей бедной голове нужен отдых… Ты только что едва не умер от радости, а я – от горя.

Леонора старалась быть благородной.

– Господин де Ришелье, – сказала она, поворачиваясь к епископу – вы, как я понимаю, еще не закончили и наверняка хотите сообщить нам еще много интересного. Маршал занемог. Не соблаговолите ли пройти в мою молельню?

Через несколько секунд они уже были вдвоем в молельне Леоноры.

– Вы ведь не все успели рассказать господину маршалу? Я слушаю, – властным тоном проговорила хозяйка.

– Мадам, – начал Ришелье шипящим голосом, дрожащим от злобы, – как гениальный политик, вы должны согласиться, что замыслы великих людей рушатся порой из-за происков какого-то мелкого негодяя, тем более успешных, что низкое общественное положение позволяет ему остаться в тени.

Леонора вздрогнула, к груди ее прихлынула волна ненависти. Ее собственные планы уже два раза потерпели фиаско из-за какого-то безвестного человека. Капестан! Если бы священник мог избавить ее от проклятого Капестана!

– Мадам, – продолжал Ришелье, – арест герцога Ангулемского станет ошибкой, устранение его дочери превратится в преступление, если тот, о ком я говорю, будет разгуливать на свободе… У этого чело века бесстрашное сердце, его имя – шевалье де Капестан!

– Капестан! – воскликнула Леонора Галигаи. – Стало быть, и вы, епископ, и вы тоже его ненавидите?

– Да, я ненавижу его! – резко произнес герцог Ришелье.

В этот миг два талантливых лицедея перестали наконец притворяться, не боясь показать друг другу свое истинное лицо: два хищника собирались дружно ринуться на одну и ту же добычу. Все было понятно без слов!

«Марион – моя», – торжествующе подумал Ришелье и добавил вслух: