Но миг просветления оказался кратким, и несчастная горько зарыдала.
– Я хотела заснуть, но не смогла! – всхлипывала она. – Потому что боюсь темноты… Ночью ворвался ко мне негодяй, который преследовал меня своей мерзкой любовью! Ты должна это знать, Жизель! Так надо! Это случилось в Орлеане… городе, где ты родилась. Однажды я услышала рев толпы, гнавшейся за каким-то человеком. Его, конечно, убили бы, но он бросился к моей двери, словно моля о помощи и защите. Я приказала впустить его, хотя он внушал мне страх. Это был жалкий уродец, карлик, колдун… Я приютила его, а он меня предал… Ночью, похожей на эту, он подтащил лестницу к стене и показал окно моей спальни мужчине! А тот пылал омерзительной страстью… это был Кончини! Они сговорились, карлик и маршал! Кончини шел прямо на меня, а уродец хохотал! До самой смерти буду я слышать звон разбитого стекла и этот адский хохот! Кончини схватил меня за руки, и я лишилась чувств… Но карлик вернется! Он уже близко! Я знаю! Ко мне, Карл! На помощь!
Когда ужасный приступ безумия миновал, Жизель с большим трудом уложила Виолетту в постель и стала укачивать мать, словно ребенка, пока больная не заснула.
Герцог тем временем отправился на собрание заговорщиков. Жизель постаралась приготовить все к возвращению отца; Карл Ангулемский должен был прийти назад вместе с двумя гостями – герцогом де Гизом и принцем Конде. Когда с хлопотами было покончено, девушка села в кресло в большом зале на первом этаже и задумалась о своем спасителе, пока и ее тоже не сморил сон.
Тогда, словно безумное видение Виолетты стало явью, ночную тишину прорезал звон разбитого стекла. Хлопнуло распахнутое окно. Жизель, проснувшись, будто от толчка, увидела, что к ней приближается какой-то мужчина с отвратительной улыбкой на устах. Много лет назад Кончини смеялся в Орлеане. И тот же самый Кончини возник теперь перед Жизелью, продолжая смеяться! Он схватил ее, а в комнату уже ворвались двое его подручных. Из прихожей доносились крики слуг, шум борьбы! Жизель почувствовала, как ей связали руки, заткнули рот кляпом и куда-то понесли. Девушку бросили в карету, лошади понеслись вскачь, и тут все померкло у нее перед глазами, словно сама эта жуткая ночь приняла ее в свои объятия…
Глава 3
Когда шевалье де Капестан очнулся, ему сначала показалось, что он все еще находится на постоялом дворе «Сорока-воровка». Затем молодой человек начал припоминать последние события: свой приезд в Париж, встречу с Ринальдо и с бедолагой, которого юноша спас от кинжала итальянца-провожатого, аудиенцию у маршала д'Анкра, бесшумное появление убийц, яростную схватку, безумное бегство по лестнице и по коридору, отчаянный рывок к распахнутой двери, за которой юноша и укрылся, успев повернуть ключ в замке.
– Да, ничего не скажешь, – пробормотал шевалье, – я здорово влип… Экая незадача! Гм! Уж очень здесь темно… Может быть, они сунули меня в печь, полную золы? Или я уже в могиле? Занятно! Неужели я умер? Однако, по-моему, тогда бы ничего не слышал и не чувствовал. А я слышу и чувствую… Надо бы крикнуть что-нибудь для проверки…
– Вот незадача! – сердито гаркнул он.
– Что? – отозвался неясный далекий голос. Капестан не уловил этого ответа – но зато услышал самого себя и остался этим вполне доволен.
«Я не умер, – с полной уверенностью заключил он. – Слышу прекрасно»
Теперь пришло время проверить зрение. Мощным усилием воли Капестан заставил себя разлепить тяжелые веки – и обнаружил, что лежит в узком коридорчике, куда через щели между черепицами крыши проникал слабый свет.
С большим трудом поднявшись на ноги, Капестан оперся о дверь и вытер пот, струившийся по лбу.
Но лихая натура шевалье уже взяла свое, и он завопил во все горло:
– Клянусь Вакхом! Какая удача!
– Что? – повторил таинственный и далекий голос.
Однако Капестан не услышал его и на сей раз. Обернувшись к двери, он схватился за ключ… Ключ повернулся! Он потянул дверь на себя… Она отворилась!
Следующая секунда была для Капестана ужасной. В такие мгновения может разорваться сердце… Шевалье закрыл глаза.
– Замуровали! – прохрипел он. – Замуровали заживо! Я умру здесь от голода и жажды! Не так уж я ошибся: это и в самом деле могила. Только меня кинули в нее живым! О, как я хочу пить! Ужасная жажда жжет мне глотку огнем!
С этими словами Капестан отпрянул от кирпичной стены, наглухо закрывшей выход из коридора. Внезапно голова шевалье во что-то врезалась, и он упал на колени. В ту же секунду в коридорчике стало немного светлее; послышался такой звук, с каким по мостовой, подпрыгивая, катится камешек; затем наступила тишина – и вдруг, где-то очень далеко или очень глубоко, раздался звон – будто о булыжники разбилось глиняное или фаянсовое блюдо.
Присмотревшись, Капестан понял, в чем дело. Он сильно ударился головой о внутреннюю поверхность крыши с очень крутыми скатами и выбил кусок черепицы, который, соскользнув вниз, разлетелся на мелкие кусочки. Шевалье стоял на коленях под образовавшимся отверстием, откуда проникало немного света и веяло прохладой. Юноша почувствовал, как на лоб ему упала капля и, подняв глаза, увидел, что идет дождь. Моментально воспряв духом, шевалье потянулся к этим струйкам, с жадностью ловя губами драгоценную влагу… затем вскочил на ноги, выломал одну черепицу… другую! Вскоре он уже смог просунуть в дыру голову, с наслаждением подставив лицо ливню.
Однако, бросив взгляд на землю, шевалье понял, что надежды на спасение у него нет: спуститься по этой крыше было невозможно. В шестидесяти футах внизу находился небольшой дворик, мощеный булыжником. Иными словами, у молодого человека была лишь одна возможность избежать долгой и мучительной агонии – размозжить себе голову об этот самый булыжник!
– Ну уж нет, скотина! – воскликнул он. – Я не доставлю тебе такого удовольствия! С какой радостью ты бы пришел полюбоваться на мой труп! Но Капестан привык смело смотреть опасности в глаза! И ему еще улыбнется удача!
– Что? – произнес в третий раз таинственный голос.
И Капестан, наконец, услышал этот загадочный вопрос, в котором звучало искреннее изумление. Юноше