нем «исписанными полотнами» был полностью уничтожен. Примечательно, что в кечуанском языке, который будто бы не имел письменной формы; тем не менее существовало специальное слово, обозначавшее этот вид письменности. Это было слово «килька» («келька»), отмеченное уже в древнейших словарях кечуанского языка, появившихся сразу же после завоевания Перу испанцами. Так, например, мы встречаем это слово в словаре монаха Доминго де Сан-то-Томаса, в котором, помимо слова «килька», приводится также целый ряд других, производных от него слов. В их числе можно назвать «кильканги» – «писать», «кильяскуни» – «читать»; на руна сими понятие «писарь» обозначалось как «килькамайок» и т. д. В словаре иезуита Диего Гонсалеса Ольгина 1608 года кечуанское слово «келька» переводится испанским словом «письмо». И даже сам член королевской династии-Инка Тито Куси Юпанки (о котором речь пойдет ниже), вспоминая о событиях в Кахамарке, писал спустя несколько лет после завоевания Перу, что монах Вальверде, который показывал Атауальпе молитвенник, держал в руках «кильку белых людей».

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что инки, вернее говоря, узкий круг амауту и элиты империи, были посвящены в тайны письменности. Лишь им одним было известно нечто вроде пиктографической письменности. Очевидно, и в древнем Перу пиктографическое письмо проделало бы такую же эволюцию, что и другие известные миру подобные системы, например китайская, то есть от первоначального совершенно конкретного изображения предмета, названию которого соответствовал знак, к более условному. Весьма возможно, что в конце концов это привело бы к фонетическому письму.

Точка зрения о возможности существования письменности в древнем Перу, хотя и в несколько необычном для первых европейцев виде (второй возможный ответ на поставленный выше вопрос), в последние годы получила весьма конкретное, причем крайне интересное теоретическое обоснование. Примечательно, что эта мысль в сходной интерпретации была одновременно высказана в работах двух видных исследователей. Согласно данной концепции, «сыновьям Солнца» письменность была известна, но она выглядела как множество своеобразных квадратных или прямоугольных изображений, украшающих древнеперуанские ткани, а также сосуды «керо». Подобное пиктографическое письмо, если, разумеется, его можно считать письменностью, было известно и доинкским культурам этой страны. Мысль о том, что эти изображения являются знаками письменности, впервые была высказана женщиной, перуанским археологом Викторией де ла Хара. К этому выводу она пришла на основе фундаментального, многомесячного изучения тканей, сохранившихся в могильниках древней прибрежной культуры Паракас. Виктория де ла Хара установила, что на южноамериканских тканях чаще всего повторяются 16 основных знаков.

Вдохновившись интересными наблюдениями перуанской исследовательницы, тайну этих знаков (так называемых «токапу») под тем же углом зрения начал изучать выдающийся немецкий ученый, профессор Тюбингенского университета, доктор Томас Бартель, известный своими успехами в расшифровке до сих пор не разгаданных видов письменности. Так, в частности, ему, видимо, удалось найти ключ к расшифровке загадочной письменности деревянных «говорящих таблиц» с острова Пасхи, которая долгое время оставалась неразгаданной.

На 38-м конгрессе исследователей древней Америки, который состоялся в 1968 году в западногерманском городе Штутгарте, профессор Бартель впервые познакомил с результатами своих исследований собравшихся там специалистов по индейской проблематике. Доклад Бартеля вызвал огромную сенсацию: профессору из Тюбингена удалось обнаружить на тканях и сосудах древнего Перу до 400 различных знаков, имеющих во всех случаях абсолютно одинаковое написание. Судя по всему, эти знаки не были лишь декоративным орнаментом.

Профессор Бартель предпринял попытку расшифровать некоторые из этих древнеперуанских токапу, основываясь на изучении специфики их внешнего вида. После этого ученому из Тюбингена удалось прочитать надписи из подобных знаков. Как полагал ученый, эти надписи состояли из нескольких графем (так называют знаки на профессиональном языке), совокупность которых и составляла смысл всего высказывания. После того как результаты расшифровки Бартелем индейской письменности Перу стали достоянием общественности, автор книги в ряде своих публикаций по культуре древнего Перу в качестве иллюстрации этого гипотетического прочтения и возможного осмысления инкских и доинкских текстов поместил перевод короткого послания, обнаруженного ученым из Тюбингена на одном из кусков древнеперуанской ткани – рубашке («унку»), хранящейся ныне в частной коллекции в Думбартон-Оксе (США). Профессор Бартель обнаружил на этой рубашке последовательность графем, которую он соотнес с соответствующими словами – например, «огонь» («кон»), далее графема, обозначающая ступенчатую пирамиду («тики», «тикси»), «жир» («вира», «уира»), «волны», «море» или же «озеро» (на языке кечуа «коча»). Если прочитать последовательно, друг за другом все токау, украшающие унку из Думбартон-Окса, то получится надпись «Кон-Тики Вира-Коча», то есть имя великого творца земли и вселенной Виракочи, почитаемого во всем Перу.[8]

Рубашка, на которой профессор Бартель, пользуясь своим методом, сумел прочитать имя бога-творца, украшена 24 графемами, повторяющимися в строгой и четкой последовательности. Порядок их расположения нес вполне определенную, но пока еще не очень понятную для нас смысловую нагрузку. Токапу в определенной, также непонятной последовательности повторяются и на других тканях древнего Перу. В подобном написании мы встречаем их и на одежде знати Тауантинсуйу, изображения которой имеются в иллюстрированной хронике упоминавшегося выше Гуамана Помы де Аяла.

Способ расположения знаков гипотетического древнеперуанского пиктографического письма на тканях, а также на керамике, несомненно, имеет прямое отношение к календарю инков. Весьма возможно, что он передает различные астрономические сведения: сообщения о лунных месяцах и т. п.

Профессор Томас Бартель, следовавший в поисках письменности инков по пути, намеченному перуанской исследовательницей Викторией де ла Хара, лишь недавно опубликовал первые результаты своих исследований. Если ему удастся однозначно доказать, что знаки токапу действительно являются письменностью инков (а возможно, и письменностью их предшественников в Перу), прочитать надписи на других тканях и сосудах «сыновей Солнца» и, наконец, расшифровать крайне сложную, несомненно, связанную с астрономией систему расположения токапу, тогда для всех, кто интересуется инками, откроется совершенно новый, сказочно богатый и до сегодняшнего дня полностью игнорируемый чистый источник познания древнего Перу, его великой и необычной цивилизации.

Инки говорили на богатом и красивом языке. Однако писали ли они на своем языке? Достоверный ответ на этот вопрос исследователи древней письменности начали искать только теперь, в наши дни. Безотносительно к тому, умели ли инки писать или не умели, существовала ли в их империи письменность или же ее не было, бесспорным является тот факт, что литература, словесность у них была.

Литература инков была богатой, хотя это и была литература, предназначавшаяся для устного воспроизведения, то есть, говоря специальным языком, это были произведения словесности, которые сохранялись по традиции благодаря постоянному повторению текстов, сохраняемых памятью их творцов и декламаторов. Сразу же после завоевания Перу эти тексты (правда, незначительная их часть) были записаны в латинской транскрипции испанскими хронистами.

В отличие от двух других наиболее развитых культур индейской Америки, то есть культур ацтеков и майя, культура инков, пожалуй, лучше сказать – кечуанская письменность, не угасла вместе с империей «сыновей Солнца». Скорее наоборот. Учитывая бесспорные преимущества языка кечуа, его с самого начала стали использовать в своей миссионерской деятельности священники и монахи, прибывшие в Южную Америку из Европы.

В доколумбов период кечуанский язык очень скоро стал приобретать статус литературного языка. С конца XVIII века на языке кечуа начинают создавать свои произведения и профессиональные поэты, а позже прозаики и драматурги.

Основоположником современной кечуанской литературы по праву можно считать Вальпарримачи Майту, уроженца боливийского Потоси. Ему был всего лишь 21 год, когда пуля испанских солдат, против которых бок о бок с южноамериканскими креолами воевал этот индеец Анд, оборвала его огромный талант. Еще раньше был убит испанцами другой основоположник современной кечуанской литературы, поэт Мариано Мельгар. Он был расстрелян за то, что принимал участие в национально-освободительном движении индейцев, возглавляемом вождем Пумакауо.

В современном Перу кечуа является не только языком литературы, но наряду с испанским –