Четыре другие, гораздо более короткие баллады выдержаны в том же тоне. Ссылаясь на поучительные примеры, они клеймили предателя, бессовестного, преступного и опасного человека:

Неизвестно, по какой конкретно причине были записаны эти пять баллад. Но тот, кто их записал, поместив в сборнике рядом с трактатом о «притязаниях английских королей на французскую корону» и «Хроникой Нормандии и Бретани», очевидно, придавал им такую же значимость в борьбе идей, как и научным трудам, адресованным иной аудитории. Во всяком случае, заточение кардинала Балю, судя по всему, не вызвало сочувствия — до нас не дошло никаких сожалений по этому поводу.

Песням, созданным, чтобы оклеветать и дискредитировать бургундцев, несть числа. В 1465 году в королевских балладах о сражении при Монлери охотно говорилось о доблести рыцарей, брошенных на штурм графом Карлом де Шароле, однако самого его представляли злонамеренным, жестоким принцем, использующим приемы, недостойные благородного полководца:

Не все ловкие песенники работали на короля. Верные города сами делали заказы своим поэтам. Турнэ, верный Людовику XI, постоянно подвергался нападкам со стороны соседних городов, покорных герцогу Бургундскому. «Турнейские сказания», написанные в 1466 году в напоминание о бесчисленных злодеяниях и жестокостях бургундских полчищ, воз-вращались в прошлое до 1430 года (осада Компьена) и 1436 года (Динан), однако не пренебрегали и настоящим, и автор в непочтительных стихах потешался над планами крестового похода Филиппа Доброго в 1462—1464 годах и над жалким исходом экспедиции Антуана, бастарда Бургундского, который вернулся в Марсель, потеряв большую часть своего флота.

Карл Смелый был сильно раздосадован и смешон в своем раздражении, когда несчастный беглец Эдуард Английский, изгнанный с трона, укрылся у него, своего шурина, в 1470 году:

После гибели Карла Смелого под Нанси на свет появилось множество сатирических пьес, памфлетов и песенок весьма грубого тона. Его ужасные преступления, в особенности страшные расправы над непокорными и побежденными городами, вызвали бесчисленные мстительные куплеты. «Бургундская легенда», сочиненная сразу после его смерти и напечатанная не во Франции, а в Страсбурге в начале 1478 года, осыпала его обвинениями, перечисляя одно за другим все его злодеяния, в особенности то, как он покарал Льеж и Динан. В августе 1465 года их жители, поверившие слухам о гибели графа де Шароле при Монлери, восстали против его чиновников и сделали уродливое и потешное чучело графа, которое таскали по улицам. Карл подавил мятеж и обошелся с обоими городами, как с завоеванными, подвергнув их жестокой каре. Двадцать лет спустя рифмованная «Хроника», которую распевали на улицах, воссоздавала эти ужасные картины, чтобы снова поразить ими воображение и возродить страшные воспоминания:

Баллады и «жалобы» рассказывали о бегстве несчастных жителей, которых лишили имущества, а дома их сожгли. Два латинских стихотворения в форме «Исторических песен» ничем от них не отличаются и говорят о том же: народные песенки и ученые упражнения в стиле прекрасно согласовались друг с другом.

Разумеется, война памфлетов и баллад в Париже и во французских городах могла обернуться лишь к пользе короля. «Турнейские сказания», как можно догадаться, чаще пели на улицах, чем «Ответы», сочиненные бургундским кланом. Королевская власть, сознавая, какова ставка в игре, все держала под своим неусыпным контролем; за этим следил сам Людовик XI. Он велел возвестить, что рассказчики и певцы получат позволение заниматься своим ремеслом, только если поклянутся, что их рассказы и сказки никоим образом не навредят государственным делам и не будут подстрекать к мятежу. В июле 1471 года, «сильно разгневанный клеветническими эпитафиями и пасквилями, ведущими к позору и поношению» некоторых его высших чиновников, в частности коннетабля, король, «дабы узнать правду о тех, кто сие сотворил, велел трубить и кричать на перекрестках оного города (Парижа), чтобы все, кому что-либо ведомо об оных эпитафиях либо же об их сочинителях, немедленно сообщали о том комиссарам и что доносчики получат по триста золотых экю, тем же, кто знает, а не скажет, отрубят голову». Судебные писцы, слишком рьяно нападавшие в острых сатирах на магистров и советников Парламента и множество известных людей, близких к королю, были сурово наказаны. В мае 1476 года им запретили давать представления на улицах, а в следующем году их «короля» и его приближенных выпороли розгами и приговорили к изгнанию и конфискации имущества.

Народные празднества и народные песни — все это должно было способствовать созданию достохвального образа короля. Поэтому, за исключением протестов против налогов, и речи не было о возмущениях — спонтанных или вызванных вражеской пропагандой. Во Франции хронисты и авторы баллад работали в одном ключе, как подобает. Совершенно ясно, что не их усилиями был создан зловещий и двусмысленный образ Людовика XI, который нам так хорошо знаком.

Война велась не только на полях сражений, и в этой войне французскому королю противостоял сильный противник. Его соседи и даже некоторые герцоги и графы не из последних в самом королевстве мастерски владели искусством представлять себя в лучшем свете, оправдывать свои поступки и убеждать своих подданных в правоте своего дела. Они тоже привлекали на свою службу выдающихся мемуаристов, историков, а того более — полемистов, ловко умеющих обсуждать, комментировать события и поливать соперника грязью.

Хронисты, нанятые Людовиком XI, его законники и памфлетисты, вовлеченные в ту же борьбу, имели дело с многочисленными и отнюдь не маловажными трудами людей, находящихся под покровительством, на содержании и на службе у врагов или мятежников, явных или тайных. Разумеется, Людовик XI пытался привлечь их на свою сторону и заставить работать на себя. Он принял