беспомощным. Он совсем разучился шутить, улыбаться. Мистера Эрхарда это тоже беспокоило. Но главврач сказал, что это нормально. Нормально... Что, черт возьми, было нормального в человеке, который впал в детство? В человеке, который когда-то был таким жизнелюбивым, а теперь вынужден жить в инвалидной коляске, пуская бумажные самолетики для семилетних? Но доктор утверждал, что у таких больных, как Том, бывают состояния «увядания» время от времени... В настоящее время, когда у него наступил один из этих «периодов», возможно восстановление, если кто-то будет поддерживать в нем интерес к жизни. Однако, заметил главврач, это не всегда помогает. Он признался также, что эти периоды в дальнейшем могут наступать все чаще, пока не наступит конец. Это соответствует его неврологическому состоянию и неизбежно, но пока не актуально. Впервые за семь лет она ясно поняла, насколько тяжело его состояние. Что бы там ни было, но он уже месяц был в плохом настроении. А Ник настаивает, чтобы она прекратила поездки в Кармел. Боже!

Она вздохнула, сворачивая на Франклин-стрит. Как хорошо вернуться домой. Она так устала. Слава Богу, Ник еще спал, когда она уезжала утром. Две недели она вставала раньше его, чтобы не встречаться за завтраком. И делала все возможное, чтобы отвлечь его мысли от Кармела.

Она свернула налево, на Грин-стрит, и поехала на запад, почти до Пресидио, затем нырнула в узкий, извилистый мощеный переулок, где, спрятавшись за деревьями и кустами, уютно расположился их дом. Прожив в нем немного больше месяца, она успела полюбить его больше, чем какой-либо другой дом, в котором она раньше жила. Может быть, потому, что была здесь счастлива.

Со вздохом облегчения она вошла в дом. Было всего двадцать минут пятого. Тайг ушел на урок рисования и вернется не раньше пяти. «Феррари» нигде не было видно. Она вне опасности. Никаких объяснений, никаких извинений, никакой легкомысленной болтовни, чтобы скрыть тревогу и страдание. Трудно встречаться с Ником после тяжелой поездки. Кейт сняла мокрые туфли и оставила их на коврике в холле. Свой зонтик она повесила в кухне и со вздохом уселась за стол, положив голову на руки.

– Привет, Кейт, – услышала она совсем рядом и вскочила от неожиданности. – О, дорогая, прости, я тебя напугал. – Ник обнял ее, потому что Кейт вся дрожала. Она онемела. Она и не предполагала, что Ник дома. Но он сидел здесь, поджидая ее, а она даже не заметила.

– Ты меня напугал, – устало улыбнулась она. – Я не знала, что ты уже вернулся. Как прошел день?

Усиленные попытки казаться спокойной не могли обмануть его. Он взглянул на нее отчужденно и пошел к плите, даже не удосужившись ответить.

– Выпьешь чаю?

– С удовольствием. Что-нибудь не так? – Ей не нравился его взгляд. Она почувствовала сильное сердцебиение, как во время последней стычки из-за Кармела. Но на этот раз дело обстояло гораздо хуже, она это ясно понимала. – Что-нибудь не так? – повторила она.

– Нет, ничего, – медленно произнес он, взвешивая каждое слово. – Я скучал по тебе сегодня.

Он повернулся к ней, держа в руках чашку чая. Он даже заранее вскипятил воду, а она не заметила пара. Когда она вошла в кухню, она была выжата как лимон. Сейчас Кейт была страшно напугана, но все еще не понимала чем.

– Я тоже скучала по тебе.

Он кивнул и взял вторую чашку.

– Идем наверх.

– Пошли.

Он не ответил на ее улыбку, когда она взяла свою чашку и покорно поплелась за ним в кабинет на третьем этаже, где он медленно уселся в свое любимое кресло. Оно было большое, красное, гладкое и потрясающе мягкое и вкусно пахло дорогой кожей. Но неожиданно Ник поставил чашку и протянул к ней руки. Она охотно подошла и опустилась рядом с ним на колени.

– Я люблю тебя, Ник.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю. Как никого в жизни. – Он нагнул к ней голову, устало улыбнулся и вздохнул. – Нам надо поговорить. Мне многое надо тебе сказать. Хочу начать прежде всего с того, что я люблю тебя. Я чертовски долго ждал, чтобы ты меня полюбила так же, но напрасно. Так что настало время сесть и спокойно все выяснить. Больше всего меня беспокоит, что ты мне не доверяешь.

Кейт похолодела.

– Это неправда, – сказала она с болью в голосе, но сердце забилось от ужаса. Что он имеет в виду? Кто рассказал?

– Это чистая правда. Если бы ты доверяла мне, ты бы рассказала о Кармеле. О Томе. – Воцарилось гробовое молчание.

– Что о Томе? – упрямо спросила она, дрожащими руками ставя чашку на стол.

– Я кое-что знаю, Кейт. У меня были смутные подозрения с самого начала. Твои знания о футболе, закулисные дела, отдельные вещи, о которых ты упоминала. Я провел небольшое расследование – совсем небольшое – и выяснил, что ты была замужем за Томом Харпером, тем самым Томом Харпером, который выстрелил в себя и остался парализованным и умственно, ну... я не могу подобрать правильных слов. Знаю только, что его отправили в санаторий в Кармеле после длительного лечения в больнице. Тогда-то мне и стало известно, что он не умер и, по-видимому, до сих пор жив. Я думаю, поэтому ты и ездишь в Кармел. Навещать его, а не учить отсталых детей. Я могу это понять, Кейт, могу принять, но чего не могу понять, так это почему ты не делишься этим со мной, почему все эти месяцы не скажешь правду. Это причиняет мне боль.

В глазах у них обоих были слезы. Кейт прерывисто вздохнула, когда он перестал говорить.

– Почему ты не говорил мне, что все знаешь? Я вела себя как последняя дура все это время, не так ли?

– Тебя сейчас это беспокоит? То, что ты вела себя как дура? – вдруг рассердился он, а она затрясла головой и отвернулась.

– Нет. Я... я просто не знаю, что сказать.

– Расскажи мне всю правду, Кейт, что происходит на самом деле. В каком он состоянии, любишь ли ты