На следующее утро в девять часов Грэхем Корбет остановил машину у муниципального радио. На сегодня он планировал поработать над книгой по проблемам самосовершенствования, своей первой книгой. Уже был заключен договор с крупным издательством. Поскольку радиошоу Грэхема Корбета транслировалось на всю страну, а несколько телевизионных программ с его участием прошли по центральным каналам, лицо его и имя стали известны, и книга «Жизнь и любовь» имела шансы стать бестселлером.

Ирония заключалась в том, что его собственная личная жизнь отнюдь не цвела пышным цветом. Он хорошо сознавал причину. Смерть Брионии оставила в его душе глубокий отпечаток. Это было даже не горе — с горем он справился. Но пережитые эмоции оказали на его жизнь разрушительное воздействие. После такого очень нелегко снова связать себя с женщиной.

Почему-то Мэри Энн уже, как ни странно, была в студии. По их разговору с Джонатаном Хейлом он понял, что она записывала свой новый очерк. Эти вещи здорово у нее получались. Жизнь Аппалачей в них казалась близкой и понятной и затрагивала за живое. Писать эта женщина умела, и голос у нее был подходящий для радио — выразительный альт.

Но что она нашла в Джонатане Хейле?

Когда Грэхем задержался у корзинки со своей корреспонденцией, он просто почувствовал исходящую от Мэри Энн волну страстного желания к Хейлу. Она, несомненно, в отчаянии сейчас из-за его помолвки.

Впрочем, какая ему разница?

Он удивленно уставился в корзинку с корреспонденцией. В ней сидел плюшевый белый кролик с виниловыми клыками. Это был Кролик-убийца из «Монти Пайтона и Священного Грааля», но не его. а чужой. Грэхем озадаченно взял кролика в руки и повернулся к Мэри Энн, Хейлу и другим сотрудникам.

— Чей это? Он лежал в моей корзинке.

— Значит, твой, — сказал Хейл. — Видимо, у тебя есть тайная поклонница. — Он очень похоже изобразил персонажа фильма.

Мэри Энн засмеялась, но даже в ее смехе прозвучало отчаяние.

Грэхем показал кролика ей:

— А вы об этом ничего не знаете?

Она покраснела, видимо, потому, что Хейл как раз положил ладонь ей на плечо со словами: «Великолепный очерк», и покачала головой.

Грэхем пожал плечами, сунул кролика под мышку и достал из корзинки почту. Не стоит обращать внимание на Мэри Энн, она явно его недолюбливает. Его беспокоило то, что она в какой-то степени его зацепила. Сейчас ему не до серьезных отношений. Встречаться время от времени — еще куда ни шло. Но чтобы всерьез…

Ему до сих пор было стыдно за то, что произошло после смерти Брионии. Он запил, забросил работу, искал забвения со случайными женщинами — словом, разрушал свою жизнь. Непреднамеренно, но успешно. Однажды утром он очнулся в тяжелом похмелье на университетском стадионе, голый, со сломанной лодыжкой, ни дать ни взять персонаж пьесы Теннесси Уильямса. И для чего ему нужны были эти оргии? Он так сильно любил ее? Даже после посещения в течение шести месяцев группы поддержки и многих часов консультаций с психотерапевтом он все-таки не был уверен. Он решил, что его накрыл шок от встречи со смертью. Только что человек был здесь, рядом — и вот его не стало. Через год после смерти Брионии умер отец, но это не подействовало на Грэхема и вполовину так сильно. Жизнь отца была праздником, и Грэхем не испытал потрясения, когда восьмидесятилетний старик, давно страдавший астмой, перестал дышать и освободился. Смерть Брионии была совсем другое дело. Юная девушка, спортсменка, полная жизненных сил и здоровья… и вдруг уходит. А он должен жить дальше отпущенный ему срок, постоянно задабривая смерть.

Во всяком случае, теперь его жизнь упорядочилась, и хотелось сохранить все то, что представляло сейчас для него главную ценность, — работу, тесный круг общения, привязанность к тому, что имело значение.

Джонатан Хейл ушел в свой кабинет, единственное на студии помещение с дверью — маленькую комнатку с видом на Страттон-стрит. А Мэри Энн сказала:

— Э-э… Грэхем, я хотела с вами поговорить.

Он приподнял брови. Мэри Энн никогда не заговаривала с ним первая. Может быть, именно это его подстрекало цепляться к ней? И конечно, еще слепое обожание, которое она расходовала впустую на Хейла.

Он подошел к ней. Как бы он ее ни дразнил, он вполне отдавал отчет в ее женской привлекательности. Высокая, крепкая, как амазонка, с прямыми шелковистыми волосами. С таким лицом она вполне могла стать моделью. Густые темные брови и ресницы, зеленые глаза, легкие веснушечки на коже медового оттенка. Да, он докучал ей по поводу ее ягодиц, но только потому, что знал, как она сама из-за них комплексовала. А ему, напротив, нравилось, что сзади она не была ровная, словно доска, как ее тощая кузина, — вот кто действительно кожа да кости.

— Я хотела отдать вам должное по поводу вчерашней передачи, — начала она, краснея под его взглядом. — Вы дали той девушке вполне верный совет. Очень многие женщины нуждаются в таком совете.

— Спасибо, — произнес Грэхем. Просто небывалый случай. И довольно непонятно, что из этого следует.

— И еще я хотела сделать вам… попросить вас… — Она замялась и замолчала.

— Что вы все-таки хотели? — спросил Грэхем.

— Я хотела вам предложить встретиться с Камерон.

— С вашей кузиной? — уточнил он.

— Да. Она очень хорошая, она возглавляет Центр помощи женщинам — вы о нем слышали, конечно. Она тоже немного консультирует. Я подумала, что вам будет интересно друг с другом.

Все это было более, чем странно, и Грэхем невольно почесал затылок.

— Вы думаете, сам я пригласить женщину на свидание не способен?

— Нет! — От нетерпения она даже, кажется, топнула ногой. — Я только подумала, что вы можете друг другу понравиться. И вместе пойти на вечеринку к Джонатану.

Ситуация становилась все более и более таинственной.

— Это она вас попросила?

— Конечно, нет! Камерон не из таких. Она не добивается мужского внимания. У нее этого и так хватает. Но она считает вас симпатичным, и я подумала, что вы можете подойти друг другу.

— Камерон… — Он сощурился. — Как ее фамилия?

— Макалистер. Наши матери — родные сестры. А Камерон правда замечательная. Я знаю, что она вам