пошел в синагогу. Теперь может идти. Свою роль он исполнил – роль мальчика для битья и козла отпущения. Эту роль мать возложила на него пожизненно за то, что имел наглость появиться в ее жизни тогда, когда она уже решила, что детей больше не будет. Он неожиданным и непрошеным образом покусился на ее званые чаепития и игру в бридж и должен это искупить. И будет искупать всегда. Адам был для матери источником всяческих неудобств и никогда – радости. Она задавала тон всей родне. Четырнадцатилетним подростком Бен с ужасом узнал, что мать снова беременна. Шэрон, которой было девять, была возмущена покушением на ее безмятежное существование. Отец все время проводил в гольф-клубе, и его реакция на третьего ребенка неизвестна. В качестве отмщения Адама фактически препоручили заботам няньки, родных он почти не видел. В конечном счете это оказалось для него благом. Няня, растившая его до десяти лет, любила его, была к нему добра и заботлива и вообще сохранилась в его воспоминаниях детства как единственный близкий человек – до его десятилетия, когда ее в одночасье рассчитали, не дав даже проститься с мальчиком. Адама до сих пор мучил вопрос, что с ней стало потом, но, поскольку няня уже и тогда была немолода, надо полагать, ее уже нет в живых. Его не отпускало чувство вины за то, что не пытался ее разыскать, хотя бы написать и поблагодарить за все.

– Если бы ты поменьше пил и не связывался с такими распутницами, – проскрипела мать, – у тебя бы никакой мигрени не было.

Он не очень понял, какое отношение к мигрени имеют распутницы, но уточнять не стал.

– Спасибо за вкусный ужин. – Адам даже не заметил, что у него было в тарелке. Должно быть, ростбиф. В этом доме он никогда не обращал внимания на то, что ест. Каждый визит становился пыткой, которую надо выдержать.

– Как-нибудь позвони, – строго сказала мать. Адам кивнул и удержался от соблазна спросить, зачем. На этот вопрос никто бы не дал ответа. Зачем ему сюда звонить? Никакого желания он не испытывал, однако же по привычке все равно звонил, примерно раз в неделю, и всякий раз молился, чтобы ее не оказалось дома и можно было просто передать что-то на словах через отца, из которого и двух слов не вытянешь, да и этими двумя обычно были: «Я передам».

Адам попрощался со всеми, заглянул на кухню к Мэй, затем вышел и со вздохом облегчения сел в «Феррари».

– Твою мать! – громко выругался он. – Ненавижу! – Выпустив пар, он почувствовал, что стало легче, и тронулся с места. Десять минут спустя он уже гнал по шоссе, превышая разрешенную скорость, но постепенно успокаиваясь. Набрал номер Чарли, просто чтобы услышать человеческий голос, но того не оказалось дома, и Адам оставил сообщение на автоответчике. Он вдруг вспомнил о Мэгги. Ее фотография в журнале была ужасна. В жизни, насколько он помнил, она выглядела намного лучше. По-своему девушка была чудо как хороша. Адам даже подумал, не позвонить ли ей. Впрочем, ему было кому позвонить и помимо Мэгги. Он так и сделал, когда добрался до дома, но, как назло, его звонки остались без ответа. Вечер пятницы – все его знакомые женщины наверняка весело проводят время. Ему нужно было немного участия, человеческого общения. Чтобы кому-то улыбнуться, с кем-то поговорить, кого-то обнять. Ему даже секс не был нужен. Общение с родственниками обессилило его, как будто из него выпила кровь стая вампиров. Требовалось переливание.

Адам в задумчивости перелистывал записную книжку. И опять вспомнил про Мэгги. Скорее всего, она на работе, но чем черт не шутит? Взглянул на часы – первый час, может, уже вернулась. Он порылся в карманах кожаного пиджака, в котором ходил на концерт, но не сразу отыскал клочок, на котором она записала свой телефон. Мэгги О'Мэлли. Он набрал номер. Адам понимал, что это нелепо, глупо, смешно, но ему очень не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Мать сводила его с ума. Сестру он ненавидел. Хотя нет, он ее не выносил – почти так же, как она его. За всю свою жизнь она самостоятельно приняла два решения – вышла замуж и обзавелась детьми. Сейчас бы с Греем или Чарли поговорить! Но Грей наверняка у Сильвии. Да и время позднее. А Чарли на выходные куда-то уехал, он только сейчас вспомнил. И он позвонил Мэгги. Он долго держал трубку, но никто так и не подошел. Потом наконец включился автоответчик, и он оставил сообщение для Мэгги. Зачем? Он и сам не знал. Наверняка она, как и все сегодня, где-то развлекается. Он положил трубку и сразу же пожалел, что позвонил. Они же едва знакомы! Не станет же он ей объяснять, какая это пытка – встречаться с родственниками, особенно с матерью. Мэгги – милая дурочка, которую он весь вечер таскал за собой, за неимением лучшего. Официантка. И слава богу, что ее не оказалось дома. Он с ней даже не переспал, а номер сохранился лишь потому, что он забыл его выбросить.

Наплевав на зловещие предсказания матери насчет алкоголизма, он налил себе стаканчик, после чего лег в постель, мечтая сбросить с себя напряжение сегодняшнего вечера на Лонг-Айленде. Как ему ненавистны эти визиты! Изощренная пытка. После нее несколько дней в себя прийти не можешь. Зачем было рожать ребенка, если всю жизнь потом обращаются с ним как с изгоем? Адам лежал в постели и думал о своей семье. Мать недаром предостерегала его от головной боли – голова действительно разболелась. Адаму удалось уснуть только через час.

Он уже час как спал, когда раздался телефонный звонок. Ему снились какие-то кошмары, хохочущая мать с журналом в руке. В голове был какой-то дребезжащий шум. Адам натянул одеяло на голову и во сне бросился наутек, но тут понял, что это звонит телефон. Адам снял трубку и сонно ответил:

– Да?

– Адам? – Голос был незнакомый. Он окончательно проснулся и понял, что голова разболелась окончательно.

– Кто это? – В принципе ему было плевать, Адам повернулся на другой бок и уже собирался снова нырнуть в сон, когда услышал:

– Это Мэгги. Вы оставили мне сообщение на автоответчике.

– Какая Мэгги? – Все-таки он еще не проснулся.

– Мэгги О'Мэлли. Вы мне звонили. Я вас разбудила? Простите меня, пожалуйста.

– Да. Разбудили. – В голове стало немного проясняться, он бросил взгляд на будильник на тумбочке. Часы показывали начало третьего. – А почему вы звоните в такое время? – Голова просветлела, боль вроде начала отпускать. Но он знал, что если вступит в разговор, то перебьет сон.

– Я подумала, у вас что-то важное. Вы мне звонили в двенадцать. Я только что с работы. Думала, вы еще не спите.

– А я вот сплю, – ответил он. Его поздний звонок она, должно быть, восприняла как попытку вызвать ее на ночное свидание. Но перезванивать в два часа ночи – это уже ни в какие ворота! А встречаться и подавно поздно. Они уже почти спит.

– Вы мне по делу звонили? – В голосе Мэгги слышалось любопытство и некоторая неловкость. У нее сохранились об Адаме приятные воспоминания, к тому же он нашел ей такое место! Но она была