Агенобарб испуганно дёрнулся и открыл заплывшие мутные глаза. «Неужели этот взгляд когда-то казался мне прекрасным?!» — неслышно простонала Агриппина. Прозрачные струйки стекали по рыжевато- тёмной спутанной шевелюре мужа, по красному оплывшему лицу.

— Ты с ума сошла? — откашлявшись, заревел он.

Агриппина отшвырнула в сторону пустой кувшин.

— Явилась Домиция! — вызывающе заявила она мужу. — Иди в атриум и развлекай её беседой!

— А ты не можешь? — язвительно спросил Агенобарб.

— Не желаю! — получил он откровенный ответ.

Выругавшись, Агенобарб поднялся с ложа. Нащупал ступнями затерявшиеся сандалии. Отрешённо глядя в потолок, почесал жирную волосатую грудь. Агриппина наблюдала за ним, презрительно оттопырив нижнюю губу.

— Вижу, тебе уже пора носить нагрудную повязку, — сухо засмеялась она. — Грудь, как у кормилицы.

Агенобарб хмуро посмотрел на жену. Избить бы её, чтобы заткнулась! Но так лень бегать за ней, напрягать кулаки… Тело вдруг отяжелело, словно налилось свинцом. Задыхаясь, Гней Домиций повалился на кровать. Судорожно схватился за ворот нижней туники и открыл рот, как рыба, выдернутая из воды.

— Помоги мне… — слабо прошептал он.

Агриппина налила в чашу воду, слегка разбавленную вином, и грубо сунула под нос Агенобарбу.

— Пей! Тебе стало плохо, потому что много пьянствуешь и объедаешься сверх меры!

Агенобарб промолчал, жадно припав к питью.

За время своего правления император Октавиан Август давал гладиаторские игры двадцать три раза. Скупой Тиберий — всего лишь дважды. Покойник и другим не позволял устраивать бои в Риме. Любители кровавых зрелищ были вынуждены пешком ходить в Фидены — городок в двадцати стадиях от вечного города. Однажды расшатанные деревянные скамьи подломились, не выдержав веса беснующихся зрителей. Тысячи людей погибли в давке. А полгода спустя римляне снова толпились в Фиденах, предвкушая занятное побоище.

Гай Цезарь повелел объявить об устройстве гладиаторских боев.

— Спешите смотреть! — торжественно объявляли на римских улицах. — В первый день до сентябрьских календ император Гай даёт игры! Будет звериная охота, а затем — гладиаторы из Большой школы!

В первый день до сентябрьских календ Калигуле исполнялось двадцать пять лет.

С вечера предыдущего дня плебеи заполнили амфитеатр, расположенный на юге Марсова Поля. Бедняки зараннее занимали нижние скамьи, для того чтобы поутру продать места богатым всадникам. Сенаторы обыкновенно сидели на подиуме, где для них были установлены гранитные кресла. А напротив входа на арену возвышалась отделанная мрамором ложа. Оттуда будет смотреть на гладиаторов император.

Калигула вступил в амфитеатр в сопровождении трех сестёр.

— Слава Гаю Цезарю! — восторженно взвыла толпа, протягивая руки к высокой худощавой фигуре в лиловом плаще.

Гай с улыбкой поднял правую ладонь. Показавшись народу, он уселся в мраморное кресло с высокой спинкой и положил руки на подлокотники, украшенные львиными мордами. Темно-красная подушка лежала на мраморном сидении, для удобства императора. Калигула жестом поманил распорядителя игр.

— Можно начинать! — велел он.

Распорядитель подбежал к мраморным перилам и замахал деревянным жестом, подавая условный знак. С высоты амфитеатра раздались резкие звуки трубы. Шум улёгся, зрители в волнении уставились на арену.

Служители амфитеатра расставляли по арене кадки с высокими растениями — аравийскими пальмами, акациями, вязами с узловатыми ветвями. Перебрасывали с ветки на ветку длинные гибкие лианы. Круглая арена постепенно приобретала сходство с диким африканским лесом. С треском отворились дубовые створки ворот. Вышли четыре гладиатора в лёгком облачении. Они прошли между деревьями и замерли напротив императора, с холодным любопытством смотревшего на них.

— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! — нестройным хором прокричали они.

Калигула надменно кивнул.

Гладиаторы разошлись в разные стороны. И приготовились к бою, напряжённо осматриваясь. Не знали, откуда появится опасность. Трое сжимали в ладонях длинные кривые ножи. Четвёртый вооружился железным копьём.

Зрители, затаив дыхание, следили за высокими воротами. Они не открывались. Напряжение гладиаторов возрастало. Смуглые, обветренные, покрытые шрамами лица блестели путом. Неожиданно в жёлтом песке посередине арены возникла воронка. Невидимый зрителям механизм опустил одну из плит, образующих пол. Через открывшуюся дыру на арену выскочили дикие звери: блестяще-чёрные пантеры, жёлтые львы со спутанными гривами, пятнистые леопарды. Зрители восторженно завизжали.

— Животных доставили из Африки по моему особому приказу, — небрежно пояснил Калигула Друзилле, сидящей справа. — Каждый такой кот сжирает в день целого телёнка!

Зеленые глаза Друзиллы блестели, привычно очаровывая Гая.

Под громкое улюлюканье толпы началась травля: люди против зверей и звери против людей.

Животные разбрелись по искусственному лесу. Лезли на деревья, порою опрокидывая кадки. Гладиаторы должны были убить всех зверей. Тварей не кормили со вчерашнего дня. Они оглашали амфитеатр голодным рычанием.

— Охота закончится лишь тогда, когда на арене не останется ни одного живого зверя! — радовался Калигула. — Или ни одного живого гладиатора!

Пронзительные визги матрон, занявших верхние ряды, перекрыли голос Калигулы. Он вскочил с кресла, стараясь получше разглядеть, что происходит на арене. Тонкогубый рот императора искривился в улыбке: пантера, затаившаяся на ветке, неожиданно прыгнула на гладиатора.

Зверь и человек катались по жёлтому песку. Пантера, оскалив клыки, теребила окровавленную левую руку гладиатора. Правой, держащей нож, он наносил животному удары — в блестящую грудь, в шею… В напряжённом воздухе пахло кровью. Полдюжины животных, учуяв запах, набросились на ослабевшего гладиатора и подыхающую пантеру. Сотоварищи не могли помочь ему. Сами оборонялись от голодных тварей. С любопытным ужасом зрители наблюдали, как львы и леопарды растаскивали по арене куски человеческого мяса…

Гай опустился в кресло и удовлетворённо откинулся к высокой спинке. Гладиаторские игры удались на славу. Деньги потрачены не напрасно.

Трибун преторианской когорты, почтительно склонившись, подошёл к императору. Сорокапятилетнего солдата звали Кассий Херея. Его тёмные курчавые волосы уже подёрнулись сединой, бритое лицо покрывали шрамы и тонкие извилистые морщины. Но тело, хранившее следы нескольких ранений, отличалось ловкостью и силой.

— Цезарь! — произнёс он, приложив к груди руку, сжатую в кулак. — Просители добиваются встречи с тобой.

Калигула усмехнулся: у храброго солдата был на удивление тонкий голос. Почти как у женщины. Или, скорее, как у стареющей спившейся шлюхи.

— Приведи их. По одному, — велел Гай. Зрелище охоты настроило его благодушно.

Просители проходили длинной льстивой вереницей. Целовали сандалии императора, обещали принести обильную жертву за его благополучие. И просили униженно: один — о решении судебного спора в его пользу; другой — о подачке на бедность; третий, торговец — о понижении налогов… Калигула не скупился на обещания. На деньги — тоже. Казна, оставленная Тиберием, казалась бездонной. А новому императору хотелось купить любовь и восхищение римских граждан.

Перед ним остановилась женщина, плотно закутанная в синюю столу. Не поднимая лица, упала на колени и обняла худощавую ногу Гая.

— Чего ты хочешь? — милостиво улыбаясь, спросил он.

Коленопреклонённая женщина подняла голову.