Два часа спустя облака рассеялись бесследно. Прямо по курсу и впрямь виднелась земля. Но не Египет, как решил Калигула. Сицилия.

Вцепившись руками в борт галеры, Гай всматривался в поселения и городки на берегу. Поселяне трудились в огородах, пастушки стерегли овец, путники неторопливо ехали на лошадях по прибрежным дорогам. Все они были одеты в светлые или темно-коричневые туники и плащи. Калигула не узрел никаких замысловатых египетских одеяний. Строения тоже напоминали италийские дома, а не прославленные пирамиды. Но император упрямо называл Египтом землю, проплывающую за бортом.

Вечерело. На горизонте появилась тёмная гора, очертаниями напоминающая чудовищную башню. На вершине смутно мерцало оранжевое пламя.

— Александрийский маяк! — обрадовался Калигула и по-мальчишески подпрыгнул. — Немедленно плывите туда.

— Цезарь, это — Этна! — осторожно возразил Юлий Луп, выглядывая из-за плеча императора.

— Этна в Египте?! — саркастически засмеялся Гай.

— Мы в Сицилии, — пояснил центурион. — Отсюда ближе до Карфагена, чем до Александрии.

Калигула презрительно оглядел его, не удостаивая ответом.

— Я приказываю плыть к маяку! — капризно велел он, указывая на Этну.

— Невозможно, цезарь! — центурион беспомощно развёл руками. — В темноте корабль непременно разобьётся о прибрежные скалы. Позволь подождать до утра.

Гай, охваченный лихорадкой любопытства, не слушал его.

— Спустите лодку! — громко велел он, перебегая от носа к корме.

Весла ударялись о водную гладь с едва слышным плеском. Лунный свет серебрил голые спины гребцов. Калигула сидел на дне лодки, крепко держась за центуриона. Он пугался тёмной, непрозрачной морской глубины. Поэтому так и не научился плавать. В каждом водоёме, будь то море или искусно сделанный бассейн, Калигулу могли подстерегать водяные чудовища. Страшные создания жили исключительно в воображении Гая. Но и этого оказалось достаточно, чтобы подпитывать его неугасающий страх.

Лодка мягко ткнулась в мокрый песок. Солдаты, сплетя ладони, перенесли Калигулу на берег. Очутившись подальше от воды, Гай осмотрелся.

— Песок, только песок! — удивлённо бормотал он, при каждом шаге проваливаясь почти по щиколотки. — Где же мрамор, покрывающий александрийскую пристань?

Не было ни мрамора, ни гранита, ни толстых приземистых колонн, ни пальмовых рощ в дельте Нила. Дикое побережье Сицилии походило на Египет так мало, как вулкан Этна — на маяк Александрии.

Призывая на помощь богиню Изиду, которой верила Друзилла, Калигула медленно побрёл к Этне. Три преторианца и центурион двинулись следом, напряжённо принюхиваясь. В воздухе подозрительно пахло серой. Звезды, ещё недавно бывшие необыкновенно яркими, исчезли за клубами дыма. Оранжевые искры сыпались из жерла, как из огромного очага.

— Вулкан проснулся! — крикнул Юлий Луп.

Лишь сейчас преторианцы поняли, откуда идёт странный гул, вкравшийся в уши: из-под земли!

— Бежим, цезарь! — в ужасе закричали они, догоняя императора.

Калигула яростно оттолкнул их. Не отводя глаз от пламени, он упрямо шёл к вулкану. Оранжевый огонь отражался в расширенных зрачках Гая.

Солдаты кашляли. Пепел носился в воздухе и забивался в нос и рот. Но они, давшие клятву верности, не смели покинуть императора одного. Долг чести требовал умереть вместе с ним.

Калигула судорожно схватился за горло.

— Тяжело дышать, — пожаловался он, слегка замедляя шаг.

Лишившись сил, он опустился на колени. Пошатался немного и медленно лёг на живот, ощущая всем телом прохладную влагу земли. Широко открытые глаза по-прежнему смотрели на Этну.

— Император ослабел. Если он не захочет вернуться — потащим его к лодке за ноги, — шёпотом распорядился центурион. Преторианцы согласно кивнули.

Вулкан с грохотом изрыгал огненные камни. Один из таких камней пролетел по воздуху, перечёркивая яркой полосой тёмное небо, и упал в двух шагах от Калигулы. Гай удивлённо протянул руку и коснулся камня, светящегося малиновыми переливами. Громко вскрикнул, обжегшись:

— Больно! — и ошеломлённо уставился на грязную ладонь.

Боль вернула его к действительности.

— Где я? — удивлённо спросил он. И добавил, чихая от пепла, лезущего в нос: — Это не Египет!

— Это Сицилия, Гай Цезарь! — шептал Юлий Луп, увлекая императора назад, к спасительной лодке.

С ужасом Калигула понял, что пламя, к которому он зачарованно шёл, не Александрийский маяк, а вулкан Этна. Подхватившись с земли, он бросился к морю. Преторианцы едва поспевали за ним. Подчиняясь приказу Лупа, они сняли плащи и прикрыли ими убегающего императора.

— Это — месть богов! — убеждённо шептал он. — Юпитер швыряет в меня молнии с небес. Плутон — бросает раскалённые камни из преисподней. Но я им покажу, что я сильнее!

Обернувшись к вулкану, Калигула со злостью погрозил кулаком. Преторианцы почти втолкнули его в лодку. И, не доверяя гребцам-рабам сами взялись за весла.

Галера повернула на север, к Риму. Калигула проводил дни и ночи на палубе. Он сидел на сосновых досках, закутавшись в шерстяной плащ и упёршись подбородком в худые колени. Гай начинал привыкать к мысли о смерти Друзиллы. Страх, пережитый в ночь извержения Этны, напомнил ему о том, что он жив.

Преторианцы приносили ему жареную рыбу, выловленную за бортом. Калигула ел равнодушно, не обращая внимания на вкус. Он не брился и не умывался. Пепел Этны пятнами покрывал измождённое, поросшее редкой рыжей щетиной лицо.

— Император может все, — бормотал он, закатывая глаза так, что на виду оставались только белки с красными прожилками. — Но жизнью и смертью распоряжаются боги! Они, завистливые к чужому счастью, отняли у меня Друзиллу!

Гай с глухим стоном сжал губы, превращая их в тонкую, резкую полоску. Быть императором оказалось недостаточно. Ему захотелось стать богом! Не после смерти, как Юлий Цезарь или Октавиан Август. Сейчас, немедленно!

Галера подплывала к Остии. Белел маяк, с вершины которого поднимался в небо столб темно-серого дыма. Калигула вздрогнул, вспомнив Этну, дымящую хуже сотни маяков. И тут же выпрямился, прогоняя страх.

— Бояться отныне я не буду! Пусть остальные дрожат, увидев меня! — проговорил он, бросая вызов и людям, и богам.