Он больше не скучал по прошлому. Он отверг его так же, как сорвал с глаза повязку, и по той же причине. Он думал о том, не пройдет ли поезд берегом по пути на юг, не мелькнет ли баржа на краю моря.
Он познакомился с драматургом-американцем по имени Карл, который вот уже десять лет набегами жил в Париже. Они столкнулись в книжной лавке и разговорились. Карл жил с какими-то троцкистами на том берегу; он провел там большую часть зимы. Троцкисты жили на широкую ногу, но сердцем были преданы Троцкому, и их не отпугивала философская неувязка, состоявшая в том, что их окружало столько буржуазной роскоши. Всех троцкисток звали Кристинами. Они пригласили Мишеля пожить у них в квартире. По ночам, когда он пытался спать, он слышал, как Кристины-троцкистки бранятся в соседней комнате.
Карл собирался уехать из Парижа и отправиться в Тулузу. Кристины сказали ему, что Тулуза – как раз то место, где можно послушать отличный джаз; наслушавшись джаза в Тулузе, он мог бы прикинуть вероятность попасть на поезде за границу и доехать до Барселоны. В тот день, когда Мишель с Карлом решили покинуть Париж, Кристины подвезли их до Восточного вокзала, где они встали в привокзальном баре и пили до самого отправления. Мишелю с Карлом достались сидячие места; поезд был полон, но не набит; массовое бегство из Парижа поутихло, когда настала весна, хотя из Парижа продолжал ежедневно уходить всего один поезд. Карл считал, что ситуация не изменится до лета, если изменится вообще. У себя в купе они сели друг напротив друга и глядели в окно, где Кристины попеременно то махали им, то грозили кулаками друг другу. Карл читал французскую газету. В проходе суетились люди. Мишель откинулся на спинку сиденья и заснул еще до того, как поезд выехал со станции.
Когда он проснулся, мимо проплывал пригород. Спящий Карл скрючился у окна, прижавшись губами к стеклу. Смятая газета лежала у него на коленях, открытая на странице с некрологами. Мишель медленно моргнул, глядя на газету, затем выпрямился и снова уставился на нее, прежде чем потянуться и забрать ее.
Он взглянул на объявление, привлекшее его внимание. «Мсье Адольф Сарр, первопроходец французского кинематографа» – так растолковал он заголовок.
В некрологе говорилось, что Сарр был режиссером фильма под названием «Смерть Марата», работа над которым началась вскоре после Первой мировой и который был окончательно смонтирован лишь в этом году. В статье цитировались несколько критиков и историков, говоривших о Сарре со странным, неоднозначным восхищением. Он умер во сне; со времени беспорядков на премьере, несколько недель назад, в ходе которых один человек погиб и несколько серьезно пострадали, его физическое и умственное здоровье стремительно расстроилось. Его точный возраст не был известен, как не были известны и подробности первых лет его жизни.
Мишель с предельной аккуратностью сложил газету и вернул ее на колени к Карлу. Он уселся обратно на свое место и снова стал глядеть на пробегавший пригород, который постепенно сходил на нет. Солнце било в него сквозь стекло, и, когда он вернулся ко сну, сновидения начались снова, одно за другим.
В первом сне, мелькнувшем в его глазах еще до того, как он успел их закрыть, он увидел Лорен на барже.
Они углядели бутылку на побережье через три дня после отплытия из Парижа. Смеркалось, и они заплыли в лес. Над водой виднелись лишь верхушки мертвых деревьев, голые, скрюченные; тонкие мелкие прутики задевали их лица. Стоял густой туман, и свет закатившегося солнца пылал под морем, и кроны деревьев казались красными. Ветви перед ними качались взад-вперед, словно окровавленные руки над водой, и стонали под порывами ветра с запада, как заблудившиеся моряки. Билли не понимал, откуда взялся лес. Он никогда раньше не видал его, и теперь, когда он глядел на побережье, оно тоже было не такое, как прежде. Он боялся, что Лорен решит, будто он начал все путать, как любой древний старик. Океан потемнел, старик и женщина продолжали лавировать сквозь кущи крон при помощи своих длинных шестов – и тогда-то они увидели при свете Луны сверкнувшую коньячную бутылку, которая покачивалась на волнах сразу за краем леса. Они бешено заработали шестами, проталкиваясь между деревьями; каждый раз, когда они молотили по веткам, им чудилось, будто деревья содрогаются; удары чернили кору, стоны из чащи звучали все более одиноко. К тому времени, как они высвободились из леса, бутылка отплыла дальше, уже едва видная в лунном свете к югу. Пала кромешная тьма, и Лорен вызвалась стоять на краю баржи с фонарем в вытянутой руке, освещая волны, как могла. Наконец, изнуренные навигацией сквозь морской лес, они опустили якорь и заснули. Утром, конечно же, никакой бутылки нигде видно не было.
Всю дорогу вдоль побережья они наблюдали ритуалы окончания зимы. В лесах, что тянулись вдоль берегов, Лорен замечала людей, плясавших по ночам, женщин в длинных бордовых платьях и мужчин в долгополых сюртуках: они кружили по рощам в объятиях друг друга, и каждый мужчина держал в руке горящий факел, так что весь берег был расцвечен ночным узором перекрещивающегося огня и дыма. У воды мужчины передавали факелы своим партнершам, и женщины отпускали факелы в море, и волны взрывались одна за другой. Лорен продолжала слышать пение, когда танцы оставались далеко позади. Через пять дней после отплытия из Парижа Лорен с Билли приплыли в порт, окруженный высокими крепостными стенами с одной стороны и очередным лесом – с другой; деревья здесь были синими и зависали над пейзажем, как слезы. Ряды пристаней и баров тянулись за крепостной стеной, далеко за краем воды. Все лодки были вмурованы в песок. Билли стоял и глядел на берег. Он взял свой шест и опустил в воду рядом с судном. Он был поражен, когда шест встал.
– Где мы? – спросила Лорен.
– Мы на мели, – сказал старик, – возьми шест, помоги мне протолкнуть баржу дальше.
Когда они протолкнули баржу, старик решил бросить якорь. Вода все еще была не очень глубокой и отчего-то тепловатой; они пошли к пристани вброд. На берегу они прошли мимо мертвых рыбешек и водорослей, высушенных солнцем. В полукилометре от городских стен земля вздымалась вверх; пошла холмистая, трудная местность. Старый дом выходил окнами на скалы, окна не были прикрыты стеклами, двери хлопали по ветру; тропинка вела от передних брусьев вниз, к песчаному берегу, а недалеко от тропинки стоял огромный валун, абсолютно черный и почти абсолютно круглый, высотой едва ли не с Лорен. Чтобы камень оказался здесь на берегу, потребовалась бы сила многих мужчин или одного, но очень свирепого катаклизма. В солнечном свете черный камень на белом песке виднелся издалека; на самом деле Лорен с Билли разглядели его еще с баржи.
Вдвоем они прошли от пристани к старым городским воротам. В городе они купили хлеба, сыра и фруктов на несколько дней. Старик подсчитал, что к этому времени они будут у северного побережья Испании. По дороге обратно Билли остановился у таверны и встал как вкопанный. «Что такое?» – спросила Лорен. Билли казался пораженным. Он зашел, Лорен последовала за ним. Внутри он замер, уставившись на закругленные стены помещения, словно ожидал чего-то иного.
– Вы бывали здесь раньше? – спросила она.
Он повернулся к ней. Она оглядывала комнату.
– Да, – сказал он. – А ты?
– Нет, – ответила она, слегка удивленная.
Он кивнул. Некоторые из моряков, сидевших за столами, кивнули им. Все бутылки пропали, и зал уже не сиял, словно фонарь. Они купили три бутылки вина, одну открыли. У стойки Билли разговорился с рыбаком, сидевшим за ближайшим столом. Лорен ждала, прихлебывая из бокала, а через какое-то время разговор закончился, и Билли сказал Лорен:
– Море начало мелеть примерно дней десять назад, говорит он. Как-то утром люди вышли на берег и увидели по всему берегу мертвых рыб и животных, словно море уходило так быстро, что даже рыбы не поспевали за ним. Все лодки оказались на суше. Они собираются завтра вытолкнуть лодки в море.
Лорен кивнула.
– Все в шоке, – продолжал Билли, – потому что обычно здесь ничего не происходит. Войны, эпидемии, несчастья всегда обходили этот городок стороной, говорит он. Я рассказал ему про лес, сквозь который мы пробирались на севере. Он сказал, что, по слухам, пару деревень к югу отсюда затопило, а другие внезапно оказались в километрах от берега.
Лорен снова кивнула.
– А он не видал бутылки?
Билли заговорил с моряком. Моряк слушал, его лицо ничего не выражало. Он только раз покачал
