Аманда наклонилась вперед и похлопала дочь по руке, подбадривая ее. Даже Луиза вопреки обыкновению посмотрела на сестру с сочувственным любопытством.
— И что? — спросила она. — О господи! Неужели Пол импотент?
— Представь себе, нет! — ответила Джен, с негодованием глядя на сестру. — С ним все в порядке. Так, во всяком случае, сказал врач. Но ведь и я тоже здорова! — Она покачала головой. — В общем, никто не знает, почему я никак не могу забеременеть. Они сказали… Они сказали, что на это может потребоваться довольно много времени. Возможно, я никогда не смогу иметь детей от Пола. «Медицине известны случаи, — добавила она гнусавым голосом, явно кого‑то копируя, — когда совершенно здоровые люди не имеют детей и прекрасно живут вместе». Почему? Этого никто не знает. Должно быть, судьба за что‑то наказывает меня…
Слезы ручьем текли по ее щекам, и Аманда поспешно достала из сумочки платок. Джен вытерла глаза и громко высморкалась.
— Может быть, у нас никогда не будет детей, — продолжила она. — Я… я снова говорила с Полом насчет усыновления, но он об этом и слышать не хочет. Он сказал, что лучше вообще никаких детей, чем чужие. Ему нужен только такой ребенок, который был бы частицей его самого… чисто в биологическом смысле. Если так смотреть на вещи, тогда, конечно, о том, чтобы взять ребеночка из приюта, не может быть и речи.
Джен больше не плакала, но на лице ее отразилось такое отчаяние, что у Аманды от жалости едва не разорвалось сердце.
— Может, он еще и передумает, — мягко сказала она. — И потом, не исключено, что ты все‑таки сумеешь забеременеть. Может, это будет не сразу, но будет. Главное — не отчаивайся. Иногда для того, чтобы обзавестись потомством, людям приходится ждать очень долго. А потом… потом у тебя может быть четыре ребенка подряд, так что в конце концов ты сама захочешь, чтобы эти постоянные беременности наконец прекратились.
И Аманда, и Луиза старались как могли успокоить Джен, но все было тщетно. Она уже утратила надежду на перемены и не верила никаким словам.
Когда вечером Аманда рассказала об этом разговоре Джеку, он тоже очень огорчился.
— Бедные дети! — вздохнул он. — Это такое несчастье. А я‑то, старый дурак, еще дразнил Пола! Удивительно, как он меня не пристукнул?!
— Я почему‑то уверена, что Пол не так остро переживает это, — заметила Аманда. Она очень сочувствовала дочери, которая показалась ей отчаявшейся и бесконечно несчастной.
— Может, если они на время забудут об этом, все как раз и случится? — предположил Джек.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — ответила она. — Джен, во всяком случае, подобными рассуждениями уже не успокоишь. И потом, я не представляю себе, как это она сумеет «не думать» об этом, если ее только это и волнует. Я знаю, что говорю, — у меня были знакомые, которые прошли через нечто подобное. Для женщины это очень тяжело, Джек, почти невыносимо.
Джек кивнул, и они заговорили о другом. У каждого из них было много такого, чем им хотелось бы поделиться. Джек много думал о своем магазине и часто советовался с Амандой по поводу коллекционной одежды класса «хай‑энд», которую он планировал приобрести для салона. У Аманды был хороший вкус и острый глаз; она уже дала ему несколько очень ценных советов по улучшению ассортимента товаров, которые продавались в салоне, и Джек хотел знать ее мнение по поводу белья и платьев, которые он собирался закупать для филиала в Сан‑Франциско. Правда, до его открытия оставалось еще как минимум года полтора, но Джеку не терпелось начать что‑то делать, и Аманда порекомендовала ему приобрести несколько образцов и «обкатать» их в его лос‑анджелесском салоне.
Интересуясь его делами, Аманда вовсе не притворялась. Ей действительно очень нравилось то, чем занимался Джек. Довольно часто Аманда заходила навестить его в салон на Родео‑драйв и даже успела подружиться с Глэдди, на которую произвела прекрасное впечатление. Аманда была не просто очень красивой женщиной — она оказалась очень внимательным и отзывчивым человеком, и они с Глэдди часто болтали о том, о чем мужчинам, как правило, слушать неинтересно. И, разумеется, Глэдди очень льстило, что и Джек, и Аманда посвятили ее в свою тайну. Роль доверенного лица казалась ей очень привлекательной и к тому же возвышала Глэдди в собственных глазах.
Так пролетел почти целый месяц. После Сан‑Франциско они провели несколько уик‑эндов в Палм‑Спрингс, а в начале февраля Джек повез Аманду в Аспен — кататься на лыжах. Они чудесно отдохнули, и Аманда получила истинное удовольствие, которое не мог испортить даже тот факт, что в Аспене они встретили множество знакомых Джека.
Их появление произвело в курортном местечке настоящий фурор. Аманду узнавали, несмотря на лыжный костюм и темные очки, которые она почти не снимала. К счастью, их знакомые были воспитанными людьми и не задавали вопросов, однако Джек и Аманда были, несомненно, в центре всеобщего внимания. В местной газетке даже появилась посвященная им крошечная заметка, по поводу которой Аманда ужасно переживала.
— Надеюсь, до Лос‑Анджелеса это не дойдет! — восклицала она. — Что я скажу детям?!
— Детям надо говорить правду, — ответил Джек в своей обычной полушутливой манере. — И мне кажется, что нам необходимо сделать это как можно скорее, не дожидаясь, пока они узнают о наших отношениях от кого‑то постороннего. Нет, разумеется, не сейчас, не завтра, — добавил он поспешно, заметив, что Аманда слегка побледнела от испуга. — Скажем, недели через две…
К этому времени Джек и Аманда были вместе уже почти два месяца, однако, несмотря на то что они почти не расставались, им каким‑то чудом удалось не стать объектом интереса местных газетчиков. Правда, они благоразумно избегали мест и мероприятий, на которых репортеры дежурили постоянно, однако вечно так продолжаться не могло, и в конце концов Аманда тоже пришла к выводу, что сказать детям правду надо, иначе она рисковала оказаться в крайне неудобном положении.
Однако, когда некоторое время спустя Аманда снова обедала с дочерьми, она так и не решилась рассказать им о происшедших в ее жизни переменах. У нее просто не повернулся язык — Джен выглядела такой угнетенной и расстроенной, что Аманда сочла неуместным хвастаться перед нею собственным счастьем. Кроме того, в ней снова проснулись серьезные сомнения относительно того, что ее новости будут выслушаны благожелательно или хотя бы с пониманием, ибо за все время обеда Джен слегка развеселилась только тогда, когда речь зашла о Джеке.
— Пол говорит, что его отец серьезно влюбился. В последнее время он остепенился и совершенно перестал интересоваться смазливыми девицами, — сказала она. — При этом Пол утверждает, что Джек выглядит так, словно сбросил лет двадцать или даже тридцать. И он все время улыбается, как чеширский кот… Нет, кто она, я не знаю. Должно быть, какая‑нибудь девятнадцатилетняя красотка с непомерным сексуальным аппетитом. Но, кем бы она ни была, Джек, похоже, вполне счастлив и доволен.
— Ну, судя по тому, что я о нем слышала, — вставила Луиза, — там не одна девчонка, а по меньшей мере пять. И он принимает их одновременно.
— Но‑но, девочки, перестаньте, — нервно сказала Аманда. — В конце концов, у Джека… у мистера Уотсона есть право на личную жизнь.
— С каких это пор ты его защищаешь? — удивилась Луиза, и Аманда не нашлась что ответить.
К счастью для нее, Джен снова заговорила о своем, но Аманда все равно чувствовала себя так, словно проглотила салфетку. «Как я скажу им?» — думала она, глядя на дочерей.
Вечером Аманда пересказала Джеку весь разговор, и он хохотал до слез.
— Пять девчонок — это надо же! — восклицал он. — Вот, оказывается, какая у меня репутация! А что, я правда все время улыбаюсь как идиот? Надо с этим как‑то бороться, иначе на нас станут коситься. — Он утер слезу согнутым пальцем и добавил уже более серьезно: — Не беспокойся, Аманда, они поймут… Может быть, не сразу, но поймут. И не бойся их шокировать. Ведь Джен и Луиза знают — не могут не знать! — что ты давно не девственница. Твое поведение естественно, а что естественно, то не…
Аманда вздохнула:
— Да, я не девственница. Я — их мать, а это еще хуже. Это значит — никаких мальчиков, никаких свиданий, никаких поцелуев. Динь‑динь можно делать только с папочкой, и ни с кем больше.
— Они обе взрослые замужние женщины, они поймут, — повторил Джек.