чем собирались. От вина, от тепла, от распространявшегося по комнате смолистого запаха пылающих в камине кедровых поленьев его поцелуи казались особенно крепкими, головокружительно сладкими, и оба пребывали словно в забытьи, не замечая течения времени.

Джек понятия не имел, который сейчас час, когда, на мгновение оторвавшись от ее горячих губ, он признался Аманде, что любит ее. Она ничего не ответила — только крепче обняла его и согласно кивнула. Аманда уже давно хотела его — хотела так сильно, как еще никогда никого не хотела, поэтому, встав с кресла, она взяла его за руку и повела за собой в спальню.

Лишь на мгновение Джек задумался о том, не пожалеет ли Аманда об этом впоследствии. Для него этот вопрос был неуместен. Он давно хотел ее, и сейчас, когда этот момент был так близок, Джек не мог думать ни о чем, кроме предстоящего блаженства.

То, что открылось ему потом, наполнило Джека трепетом и благоговением. У Аманды было безупречное молодое тело. Ни роды, ни годы не оставили на нем ни малейшего следа. Аманда была словно юная девушка. Тело у нее было упругим, стройным и гибким, кожа — гладкой и теплой, а груди — мягкими и полными, и Джек не мог налюбоваться Амандой и ласкал, ласкал ее без конца. В момент наивысшего блаженства их близости Аманда прошептала, что тоже любит его, и у Джека от счастья перехватило дыхание.

А Аманда ни о чем не жалела. Ощущения, которые подарил ей Джек, были такими глубокими и сильными, что ей казалось — еще немного, и она потеряет сознание. Ничего подобного Аманда не испытывала ни с мужем, ни с теми двумя мужчинами, которые были до него, и даже не представляла, что подобное возможно. Она была не слишком искушенной в этих делах, что было особенно удивительно, учитывая, что в Голливуд она попала неопытной и наивной восемнадцатилетней девушкой. Однако сейчас ни ей, ни Джеку не было дела до прошлого. Они наслаждались настоящим, своей близостью и своей страстью, и, когда наконец наступила долгожданная разрядка, Аманде показалось, будто Вселенная вокруг нее разлетелась вдребезги и исчезла в мощной, ослепительной и жаркой вспышке.

Потом они долго лежали рядом и отдыхали, и Аманде нравилось ощущать тепло его сильного тела. Ей нравилось в нем буквально все: как он ласкал ее, какие слова говорил, как он медленно входил в нее и надолго задерживался внутри, отчего ее плоть начинала гореть, словно в огне. Аманда чувствовала, что теперь она принадлежит ему, но ни о чем не жалела и ни в чем не раскаивалась. Ей было так хорошо и спокойно, что, сама не заметив как, Аманда уснула в его объятиях и проспала до самого утра.

Она проснулась оттого, что Джек нежно ласкал ее груди. Лениво потянувшись, Аманда открыла глаза и увидела, что уже рассвело и утреннее солнце, врываясь в спальню сквозь окно, квадратами ложится на постель, которую она когда‑то делила с мужем. И Аманда лежала на ней голая, поскольку вчера они даже не потрудились достать одеяло.

А рядом с ней лежал мужчина.

Аманда долго оставалась неподвижной и смотрела в потолок, не зная, плакать ей, смеяться или снова заняться с ним любовью. На самом деле ей хотелось и того, и другого, и третьего, но вместо этого она осторожно соскользнула с кровати и направилась к ванной. В дверях Аманда остановилась и обернулась, и Джек подумал, что сейчас она напоминает лань — грациозную и напряженную, изящную и пугливую.

— Все в порядке? — спросил он, внимательно наблюдая за ней. В нем снова проснулось желание, но он сдерживал себя. За ночь с Амандой что‑то произошло. Она казалась ему совсем другой.

— Я не знаю, — негромко ответила она и вдруг опустилась в кресло, нисколько не стесняясь своей наготы. Аманда никак не могла понять, то ли она окончательно сошла с ума, то ли абсолютно счастлива. — Мне просто не верится, что я… что мы занимались этим, — чуть слышно промолвила она наконец.

Джек тоже все время спрашивал себя, уж не приснилось ли ему все, что между ними было. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким счастливым и боялся, что сейчас они могут вдруг расстаться. Теперь Джек точно знал, какая она — Аманда Кингстон; она была нужна ему, и он не собирался отпускать ее от себя просто так. К тому же она сказала, что любит его…

— Только не говори, что я подпоил тебя, — сказал Джек. — Меня это убьет.

— Ты вовсе не напоил меня. — Она бросила на него быстрый взгляд из‑под своих длинных и густых ресниц. — Разве я была похожа на пьяную?

Ее лицо чуть заметно дрогнуло, и Джек поспешил Аманду успокоить:

— Что ты, нет… Совсем нет! Да и потом, ты выпила всего два бокала.

— Теперь мне кажется, что я выпила двадцать, — сказала она, качая головой. — Это все огонь в камине, и тепло, и ты… Ты так меня целовал, что я совсем потеряла голову…

— Аманда, прошу тебя, не надо! — Джек даже привстал на кровати. — Перестань мучить себя. Ты же ни в чем не виновата.

Он соскочил на пол и, подойдя к ней, опустился перед креслом на одно колено. У него было поджарое, стройное, совсем не старческое тело, и Аманда стыдливо потупилась.

— Я… я занималась с тобой любовью на той самой кровати, где когда‑то спала с мужем, — проговорила она и покраснела. Глаза ее наполнились слезами, но, когда Аманда посмотрела на Джека, она увидела, что он не разделяет ни ее сожаления, ни стыда. — Я не могу поверить, что совершила это… кощунство, — добавила она. — Боже мой, Джек, что я за человек такой?! Я двадцать шесть лет была замужем за Мэттом, и вот теперь я занимаюсь сексом в той же самой постели с другим мужчиной.

С этими словами она вырвалась от него и, встав с кресла, заходила по комнате из стороны в сторону.

Джек изо всех сил старался держать себя в руках.

— Послушай, Аманда, — как можно убедительнее произнес он. — Разве это преступление? Или мы должны были снять номер в мотеле? В конце концов, мы же взрослые люди, и я… — Он перевел дух и провел языком по пересохшим губам. — Я люблю тебя, Аманда. Скажу тебе честно: я уже лет двадцать не чувствовал себя таким молодым и таким счастливым. И мне почему‑то кажется, что ты тоже начинаешь возрождаться. Вчера ты наконец вспомнила, что жизнь может быть прекрасна, и в тебе проснулась надежда на счастье. Не надо с этим бороться, нужно только немного помочь себе!

В этот момент зазвонил телефон, но Аманда даже не повернулась в ту сторону. Ей сейчас было абсолютно неважно, кто звонит и зачем. Единственное, о чем она могла думать, — это о том, как она предала память о собственном муже, свою любовь нему.

— Это его постель, — сказала она. — Наша постель…

Теперь она плакала уже в открытую, и Джек мог только беспомощно следить за ней. Ему хотелось утешить ее, но он боялся прикоснуться к ней. Казалось, Аманда с каждой минутой нервничает все больше.

— Как мы могли? — всхлипнула она. — Как я могла?!

— Тогда купи себе новую кровать! — взорвался он неожиданно. — А эту сдай в музей, и пусть ее там под стекло поставят! В следующий раз мы займемся сексом на полу или где‑нибудь еще. Например, у меня.

— Чтобы я легла в твою кровать? Да никогда! Прежде тебе придется продезинфицировать ее как следует, а лучше — пригласить священника, чтобы он изгнал из матраса всех бесов, которые развелись там за двадцать лет!

Услышав такой ответ, Джек расхохотался, но тотчас же снова стал серьезным.

— Родная моя, успокойся!.. Ну пожалуйста… Я все очень хорошо понимаю. Это случилось в первый раз, поэтому нет ничего удивительного, что тебе немного не по себе, однако… Не знаю, как ты, а я никогда не получал такого удовольствия. В конце концов, мы же любим друг друга. Мы провели вместе чудесную неделю, и я без ума от тебя. И ты тоже, я знаю!.. Так чего же мы ждем, Аманда? Мы пересмотрели все фильмы в нашем городишке, побывали во всех парках и во всех ресторанах. Может, нам объявить о помолвке? Ты этого хочешь?

— Может быть, — ответила Аманда. — Не забывай, Джек, — через три дня годовщина смерти Мэтта. Еще и года не прошло с тех пор, как он умер, но я не смогла выдержать даже этот короткий срок!..

Она снова бросилась в кресло и расплакалась, как ребенок, и Джек рискнул подать ей салфетку. Но вместо того чтобы вытереть глаза, Аманда лишь нервно комкала ее в руках.

— Я знаю, — сказал он негромко. — Что ж, давай подождем. Давай и дальше делать вид, что между нами ничего не было.