как… ну, в общем, ругаются.
— Как матросня, — подсказал Уилт.
— Матросня? Какая еще матросня? Если это новое ругательство, то я…
— Это идиома. Ругаться как матрос означает…
— Даже слышать не хочу! Мало мне разглагольствований Джозефины про педиков и анальный секс! Нет, он приходит домой и подстрекает…
— Я их вовсе не подстрекаю говорить о педиках. Зачем, когда из своего монастыря они притаскивают выражения и похуже. Впрочем, не хочу с тобой спорить. Лучше пойду полежу в ванне, подумаю о возвышенном, а потом поужинаю и посмотрю телевизор.
Уилт поскорей зашагал наверх, чтобы Ева не успела сказать: «знаю я, о чем таком возвышенном ты думаешь в своей ванне». В любом случае, ванная оказалась занята Эммелиной. Уилт вернулся в гостиную, сел и принялся листать книгу по теории революции, поражаясь: неужто кто-то в здравом уме и твердой памяти может считать революцию благом? Когда Эммелина вышла, принимать ванну было поздно, поэтому Уилт только наскоро умылся и спустился к ужину. За столом Ева билась с дочерьми, уговаривая взять в Америку вещи, купленные в расчете на вкус тети Джоан.
— Я ни за что и ни ради кого не надену такое дурацкое платье. Оно как из старого ковбойского фильма, — заявила Пенелопа.
— Но это чистый хлопок, вы будете смотреться просто замечательно…
— Мы будем смотреться как дуры. Почему нельзя поехать в обычной одежде?
— Потому что надо выглядеть прилично! А драные джинсы и скинхедовские ботинки…
Когда Уилт встал из-за стола, они все еще спорили. Он пошел в комнату для гостей, которой пользовался как кабинетом, достал военно-геодезическую карту Западного графства и принялся выбирать маршрут. Брэмптон-Эбботс, Кингз-Кэпл, Хоурвизи, Литтл-Берч и вверх до Хоум-Лейси мимо Дьючерча. И дальше, через Дайндор-Хиллз к Херефорду. Там старинный собор, где «Марра Mundi» — карта мира, каким его знали в древности. Потом — по реке Уай через Сагвес-Пул, Бридж-Соллерз и Мэнселл-Гэмидж к городкам Моккас и Бредвордайн. И наконец, к Хэй-он-Уай и маленькому городку, полному книжных магазинчиков. Там он побудет два-три дня, в зависимости от погоды, накупит книжек. А потом снова двинется на север к Верхнему Херджесту — а также Нижнему, который на карте находится сверху. Какая старая карта! На тканевой основе. Буквы на сгибах стерлись, некоторые названия трудно разобрать. Дороги и все прочее, что построено уже после войны, не отмечены. Но это даже хорошо. Новое ему не интересно; его влечет старая добрая Англия, а с такими названиями, как здесь, он непременно ее увидит. Когда Уилт собрался спать, диспут внизу закончился. Ева согласилась забыть о клетчатых хлопчатобумажных платьях, а девочки — не брать совсем старых и рваных джинсов. И скинхедовских ботинок тоже.
Глава 5
Следующие две недели Уилт старался держаться подальше от собственного жилища, а дома занимался составлением расписания на следующий год. Ева носилась вокруг, вспоминая, что еще забыла поручить Генри.
— Главное, не забывай по вечерам давать Тибби сухой корм. А утром у него основная еда — банка «Кэттомит». Да, и витаминная добавка. Надо растолочь в блюдечке и разбавить сливками, знаешь, которые на молоке…
— Да-да, — кивал Уилт. Зачем знать, чем кормить Тибби, если как только Ева с девочками уедут, кот отправится в гостиницу для животных на Ролтэй-роуд.
Кроме того: в путешествие надо взять одни наличные — сбережения из строительного общества. Это была его заначка на крайний случай, о существовании которой Ева не подозревала.
Уилт принял и еще одно важное решение: не брать с собой карту. Чтобы увидеть страну свежим взглядом первооткрывателя, надо идти куда глаза глядят. Просто выйти из дома и зашагать на запад, а потом сесть в первый попавшийся автобус и вылезти где понравится. Походом должен править Случай.
Глава 6
Неделю спустя Уилт отвез Еву с дочерьми в Хитроу и дождался, пока они пройдут на посадку. Потом вернулся на Оукхерст-авеню, взял кота и отвез его в Олдсхэм, в кошачью гостиницу «Кормэнкров» — в уверенности, что раз он платит наличными и обратился не туда, куда обычно сдают Тибби, Ева ничего не узнает. Отделавшись от кота, Уилт поужинал и лег спать. Утром он встал очень рано — к семи его уже не было дома, — пешком дошел до вокзала и сел на поезд до Бирмингема. А оттуда поедет уже на автобусе. Все, прощай, дом, прощай, Техноколледж! Нынешний же вечер застанет его в пабе, у настоящего камина с настоящими дровами, с плотным ужином в животе и пинтой пива или, еще лучше, старого доброго эля в руке.
У Евы же дела шли не так гладко, как она рассчитывала. Вылет откладывался уже больше чем на час. Самолет выехал было на взлетную полосу, но командир экипажа вдруг объявил, что один из пассажиров первого класса плохо себя почувствовал и не может лететь, а потому придется вернуться на терминал и сдать его медикам. В результате их очередь на взлет была пропущена. Хуже того: поскольку летать с багажом отсутствующего пассажира запрещено, пришлось ждать, пока найдут и вынесут его чемоданы. Вещи очень долго вытаскивали из багажного отделения и, сумка за сумкой, раздавали владельцам, из-за чего борт совершенно выбился из графика. Ева, никогда прежде не летавшая на таком большом аэробусе, не на шутку встревожилась, хотя, разумеется, при девочках этого не показывала. А те с живым интересом жали на все кнопки, откидывали сиденья, примеряли наушники, опускали столики, одним словом, развлекались всеми доступными способами — к вящему неудовольствию окружающих.
Потом Пенелопа на весь самолет объявила, что хочет в туалет. Чтобы ее проводить, Еве пришлось потревожить мужчину, сидящего у прохода. Едва они вернулись и Ева с трудом протиснулась на место, в уборную понадобилось Джозефине. Ева отвела и ее, заодно прихватив Эммелину с Самантой. Когда все три девицы вдоволь понажимали на кнопки и поспускали воду, Ева поняла, что и сама непрочь посетить заведение, но тут объявили взлет и пассажирам было велено занять свои места. Ева в очередной раз протиснулась мимо мужчины в проходе, и тот пробурчал что-то на незнакомом языке. Смысла Ева, естественно, не поняла, но тон показался ей невежливым. Потом, после набора высоты, Ева опять, и уже в спешке, полезла через соседа. Тот заворчал. Теперь и без знания языков было ясно: хам. Возвращаясь, Ева решила отомстить и наступила ему на ногу. На сей раз иностранец выразил свои эмоции абсолютно недвусмысленно, вскричав:
— Фак ю, леди! Глаз, что ли, нет? Я вам чё, коврик?
Ева нажала кнопку вызова стюардессы и доложила о случившемся:
— Этот мужчина — не могу назвать его джентльменом — выразился… — Она осеклась, вспомнив о детях. — В общем, он выражался.
— Он сказал: «фак», — объяснила Джозефина.
— «Фак ю, леди», — уточнила Пенелопа.
Стюардесса перевела взгляд с Евы на девочек, поняла, что полет обещает быть трудным, и примиряюще проговорила:
— Ну, мужики это могут.
— Не все, — возразила Саманта. — Импотенты — нет.
— Закрой рот! — прикрикнула Ева и с извиняющимся видом улыбнулась стюардессе, но та на улыбку не ответила.
— Но это правда, — вмешалась с другого конца ряда Эммелина. — У них не бывает эрекции.
