восхитила ее, что она согласилась. Они тут же взяли такси и поехали в какой-то бар в Ист-Сайде. Там играла музыка и в такт ей двигались танцующие, почти вплотную прижимаясь друг к другу. В баре пили, смеялись, беседовали, и, конечно же, он был совсем не похож на изысканную «Лютецию», но Беттина радовалась тому, что они пришли сюда, и с сожалением покидала этот бар час спустя.

По дороге в отель они разговорились о предстоящей премьере.

— Не сомневаюсь: пьеса прекрасная, — сказал Пакстон, тепло улыбаясь Беттине.

— Почему вы так решили?

— Потому что ее написали вы, а, значит, она не может быть плохой.

Беттина благодарно посмотрела на Оливера.

— Жаль, что вы критик.

— Почему? — удивился он.

— Потому что я хотела пригласить вас на репетиции и узнать, что вы на самом деле думаете о пьесе, но у вас такая профессия, Олли, — она улыбнулась, назвав его уменьшительным именем, — что продюсера хватит удар, когда он вас увидит. — Подумав немного, она спросила: — А отзыв о спектакле будете писать тоже вы?

— Скорее всего.

— Это совсем плохо, — удрученно произнесла Беттина.

— Почему?

— Потому что вы от него камня на камне не оставите, и мне станет неловко, и вы будете смущаться, то есть все пойдет прахом…

Оливер улыбнулся, услышав столь мрачный прогноз.

— Тогда остается только один выход.

— Какой, мистер Пакетом?

— Стать друзьями до премьеры. Тогда будет неважно, что я напишу. Ну как, подходит?

— Действительно, другого выхода нет, — согласилась Беттина.

В вестибюле отеля он предложил ей зайти куда-нибудь выпить. Беттина сказала, что в номере у нее остался сын и ей хочется посмотреть, как он там.

— Сын? У вас с Айво есть сын? Простите мое любопытство.

— Нет, этот ребенок — от моего третьего брака.

— Вы пользуетесь огромным успехом. И сколько лет сыну?

Кажется, на него не произвело большого впечатления то, что Беттина трижды была замужем. Ей это понравилось, и почему-то она вздохнула с облегчением.

— Ему четыре года, а зовут его Александр. Он чудесный мальчик.

— И он — ваш единственный ребенок. Угадал? — доброжелательно улыбнулся Оливер. Беттина кивнула:

— Да.

Оливер внимательно посмотрел на нее и спросил:

— И кто отец молодого человека? Вы от него вовремя отделались или притащили с собой в Нью-Йорк?

То, как он это произнес, вызвало у Беттины смех, хотя из головы не выходили мысли о Джоне.

— Мои муж не одобрил нашу поездку в Нью-Йорк, который он считает чем-то вроде Содома и Гоморры. И пьеса вызывает у него почти что бешенство, но мы по-прежнему муж и жена, если вас это интересует. Он остался в Сан-Франциско, а сына я сама захотела взять с собой.

— Мы с ним увидимся? — спросил он, имея в виду, конечно же, Александра. Что еще оставалось сказать, чтобы найти путь к ее сердцу?

— А вам хотелось бы?

— Очень. Завтра мы можем вместе поужинать пораньше, а потом завезем его в отель, а сами сходим куда-нибудь. Ну, как идея?

— Идея замечательная. Благодарю вас, Олли.

— Всегда к вашим услугам, — с этими словами он отвесил низкий поклон и пошел ловить такси.

Только в номере Беттину начали одолевать сомнения. Правильно ли она поступает? Она — замужняя женщина, она обещала ни с кем никуда не ходить в Нью-Йорке. Правда, Оливер — друг Айво.

От Джона не было никаких известий. Он не отвечал ни на телефонные звонки, ни на письма, а его секретарша неизменно сообщала, что в данный момент его нет на месте. Телефон у них дома в Милл-Вэли, должно быть, надорвался, но без толку. Джон или не подходил к телефону, или его не было дома. Так, может быть, нет ничего плохого в том, что она поужинает с Оливером Пакстоном? Ведь, нравится он ей или не нравится, все равно она не собирается вступать с ним в серьезные отношения.

Об этом она довольно грубо сказала ему на следующий день, когда вечером они пошли в русскую чайную на блины.

— А разве я дал вам повод так думать? — изумленно спросил Оливер. — Речь шла не о вас, а о вашем сыне.

— Вы были женаты?

— Нет, — с улыбкой ответил Оливер. — Мне никто не делал предложения.

— Я серьезно, Олли.

Они быстро становились друзьями, и оба понимали, что, несмотря на растущую привязанность, дальше дружбы дело не пойдет. Беттина считала это невозможным, и Оливер уважал ее точку зрения.

Подали блины, и он, улыбнувшись Беттине, приступил к ним, продолжая разговор.

— Я тоже серьезно. Правда, я никогда не был женат.

— Почему?

— Не нашел никого, с кем бы мог связать всю свою жизнь.

— Прекрасно сказано.

Беттина состроила гримасу и попробовала блин.

— Значит, номер третий не одобряет вашу деятельность? — вдруг спросил Пакстон.

Беттина медленно покачала головой:

— Нет.

— Это не удивительно.

— Почему?

— Потому что большинству мужчин трудно примириться с тем, что у женщины есть другая жизнь. Прошлая или будущая. А у вас есть и то, и другое. Но вы поступили так, как должны были поступить.

— С чего вы взяли?

Она спросила это так серьезно, что Оливер не удержался и взъерошил ее каштановые волосы.

— Не знаю, помните ли вы, — улыбнулся он, — но в одном романе вашего отца есть замечательное место. Я наткнулся на него, когда мучительно обдумывал — соглашаться ли поступать в «Нью-Йорк Мейл». Ваш отец одобрил бы ваш выбор.

Он прочитал, слово в слово, знакомый фрагмент. Беттина от удивления широко раскрыла глаза.

— Боже мой, Олли, именно это я прочла в тот день, когда решила приехать сюда. Именно это место определило мой выбор.

— И мой тоже, — сказал он и как-то странно посмотрел на нее.

Они выпили водки в память о Джастине, доели блины и, держась за руки, возвратились в отель. Оливер не стал подниматься к ней в номер, но назначил встречу на субботу. Они решили сводить Александра в зоопарк.

В конце октября Беттине приходилось работать дни и ночи. После бесконечных репетиций в театре она допоздна засиживалась у себя в комнате, внося поправки в текст пьесы. Рано утром она отправлялась в театр, а вечером возникала необходимость вновь вносить изменения. С Айво она вообще не виделась, с Олли очень редко, а сыну могла уделить не более получаса в день. Иногда с Александром играл Оливер Пакстон. Беттина не возражала: как-никак, сыну требовалось общение с мужчиной. От Джона по- прежнему не было никаких известий.

— Не понимаю, почему он мне не звонит, — сказала она как-то, в сердцах положив телефонную