привыкнуть к мысли о первом свидании с юной девушкой. Хироко была гораздо менее искушенной, чем большинство прежних подруг Питера, но во многих отношениях оказывалась мудрее их. — А чем намерены заняться вы? — спросил Питер. Рэйко была одета в ярко-красное шелковое платье, которое Так подарил ей на Рождество, и выглядела очень хорошенькой.

— Пойдем на ужин к друзьям, — объяснила Рэйко. Салли отправилась к подруге, Кен — к Пегги, а Тами сидела дома с няней. Уходя, Питер пообещал, что они не станут Задерживаться в гостях, но Так не особенно поверил ему.

Выходя из дома, Хироко улыбалась, и Питер не мог не восхищаться ею. Хироко выглядела обворожительно, и он знал, что она произведет впечатление на всех его друзей. Оба были возбуждены, как и полагалось на первом официальном свидании.

— Какая ты взрослая, — поддразнил ее Питер, и Хироко рассмеялась вновь, садясь в машину. На улице похолодало.

— Спасибо, Питер, — отозвалась она, опустив частицу «сан» после имени. Она внимательно прислушивалась ко всем предостережениям родственников — никаких кимоно, поклонов, японских слов при посторонних. Хироко предпринимала все усилия, чтобы не отличаться от американцев. Питер считал, что это необходимо для ее благополучия и безопасности.

Это было первое свидание в жизни Хироко, и она трепетала от возбуждения, сидя в машине, направляющейся к кампусу. Дом, к которому они подъехали, был невелик, оттуда доносилась музыка и шум. Гостиную переполняли старшие студенты и молодые преподаватели. Никто не заметил прибытия новых гостей, хотя, когда Хироко сняла пальто и вошла в гостиную, Питер заметил несколько удивленных взглядов, за которыми не последовало никаких замечаний. Среди гостей оказалась молодая пара японцев-нисей.

Питер смутно припоминал, что девушка изучает биологию, а юноша работает на кафедре иностранных языков. Однако Питеру так и не удалось познакомить Хироко с этой парой.

Вечеринка отличалась изобилием еды, красного и белого вина и дешевого шампанского; некоторые из гостей прихватили с собой джин, скотч и водку. Кое-кто был уже навеселе, но большинство смеялись, болтали или танцевали в одной из спален, откуда для этой цели вынесли мебель и увешали ее воздушными шарами и гирляндами. Издалека доносилось воркование Фрэнка Синатры.

Питер представил свою спутницу всем знакомым и положил на ее тарелку ростбиф и немного индейки. Перекусив, они отставили тарелки и отправились танцевать под записи оркестра Томми Дорси. Танцуя, Питер крепко прижимал к себе Хироко. Близилась полночь. Питер чувствовал тепло ее тела, в его руках Хироко казалась такой хрупкой, что он боялся причинить ей боль. Он не мог выразить словами чувства, которые испытывал, — ему казалось, что они остались одни на всем свете, что их никто не видит.

Такого счастливого Нового года ему еще не доводилось встречать. Питер танцевал с Хироко, обнимал ее, и когда кто-то крикнул, что наступила полночь, осторожно поцеловал ее. Хироко смутилась, но вскоре заметила, что и остальные гости целуются, а Питер прошептал о том, что это давний обычай.

Хироко серьезно кивнула, Питер еще раз поцеловал ее, и они медленно закружились по комнате, вступая в 1942 год в Мечтах о надежде и свободе.

— Я люблю тебя, Хироко-сан, — прошептал он так, чтобы услышала только она. Подняв на него широко распахнутые глаза, Хироко кивнула — она не осмелилась ответить ему словами, когда вокруг было много людей.

Они еще танцевали, слившись в объятиях, когда завыла сирена, возвещая о воздушной тревоге, и послышался общий недовольный стон. Никому не хотелось портить вечер, гости были не прочь пренебречь сигналом, но хозяин настоял, что необходимо спуститься в подвал. Кто-то погасил свет, и гости заспешили вниз по лестнице с бутылками шампанского и вина. Питер заметил, что многие уже совсем пьяны. В подвале они едва сумели разместиться — он был рассчитан на небольшую семью, а сейчас в него набилось не меньше пятидесяти человек. Молодая пара нисей уже исчезла, как и еще несколько знакомых Питера, но гости веселились до тех пор, пока в подвале не стало душно и тесно, а девушки не начали жаловаться, что от пыли им нечем дышать. Сирена не смолкала, и люди понимали, что придется сидеть в подвале до отбоя воздушной тревоги, несмотря на затемнение на окнах верхних комнат. Танака тоже устроили затемнение — так сделали во всех домах сразу же после Перл-Харбора.

— Черт, неужели они не могли хотя бы в Новый год оставить нас в покое? Чертовы япошки! — проворчал кто-то в дальнем углу. В подвале было полутемно, он освещался только фонариками. В углу целовалась пара, но Питер просто стоял, обняв Хироко за плечи, — подвал выглядел совсем не романтично. Питеру и Хироко хотелось поскорее выбраться отсюда и уехать домой, как и всем остальным. Они торчали в подвале уже полчаса, и конца ожиданию не предвиделось.

Сирены продолжали выть еще час. Наконец в половине второго все поднялись наверх, обсыпанные пылью и усталые.

Праздничное настроение испарилось. Увидев Хироко, один из мужчин шагнул к ней.

— Это проклятые япошки вроде тебя устроили нам такой праздник, — злобно выпалил он. — Благодаря тебе через месяц меня заберут в армию. Кстати, спасибо за Перл-Харбор. — Мужчина выглядел так, словно был готов наброситься на Хироко, и Питер быстро встал между ними.

— Хватит, Мэдисон.

Мужчина был пьян, но это не умаляло оскорбления. Стоя за спиной Питера, Хироко дрожала, побелев от страха.

— Да брось ты, Дженкинс! — ответил пьяный. — Ты у нас известный любитель япошек, ничего-то ты не замечаешь. Когда ты только поумнеешь и перестанешь лизать задницу Танаке? ФБР уж точно заинтересуется тобой, а может, даже арестует твою подружку, — ухмыльнулся пьяный и побрел прочь. Питер гневно смотрел ему вслед, не желая затевать в праздник драку или тревожить Хироко, — она и без того была напугана. Питер видел, что она борется со слезами, и не отпустил ее, отправившись на поиски пальто. Радость от вечера бесследно исчезла.

— Мне очень жаль, — произнес Литер, помогая Хироко одеться. — Он пьян, сам не понимает, что несет. — Но случившееся встревожило их обоих. Они поблагодарили хозяина и поспешили к машине; гости еще долго смотрели им вслед. Никто не упрекнул Мэдисона, и Питер задумался, не высказал ли пьяный то, что вертелось в головах гостей. Неужели все они считают его дураком? Может, все и впрямь решили отвернуться от знакомых японцев? Но за исключением Хироко, в округе было мало настоящих японцев. Такео стал таким же американцем, как любой человек, двадцать лет проживший в Штатах, а Рэйко и дети родились здесь. Да о чем тут говорить? Разве Хироко виновата в том, что случилось в Перл-Харборе? В чем ее обвиняют? Что себе думают эти люди? Но в эти дни паника усилилась — Такео оказался прав.

Пока Питер вез Хироко домой, она расплакалась и начала извиняться за то, что испортила ему вечер.

— Вам следовало пригласить кого-нибудь другого, Питер-сан, — всхлипывала она, невольно переходя на привычное обращение. — Какую-нибудь американку.

Напрасно вы взяли меня с собой.

— Может быть, — сказал он сквозь зубы, — но я влюблен не в американку. — Взглянув на Хироко, он свернул на обочину, чтобы поговорить с ней. Привлекая Хироко к себе, Питер почувствовал, как она дрожит. — Я влюблен в тебя, Хироко, и ты должна стать сильной. Такое может повториться. Такео считает, что пройдет еще немало времени, прежде чем люди успокоятся — особенно после всей этой чепухи о «врагах», после того как у студентов отобрали фотоаппараты, а каждые пять минут нас предупреждают о воздушном налете. — Несмотря на многочисленные сигналы тревоги за последние три с половиной недели, ни одной атаки не произошло, никто не видел вражеские войска. Но газеты пестрели сообщениями о том, что целые флотилии таинственных кораблей осаждают берега, что самолеты-призраки кому-то удалось заметить. Ежедневно в стране ловили шпионов. — Незачем обращать внимание на таких людей, как тот пьяница. Ты знаешь себе цену. Слушай свое сердце, Хироко, — и мое тоже, а не людей, которые оскорбляют или пытаются обвинить в том, к чему ты не имеешь никакого отношения.

— Но Япония — моя родина. Я отвечаю за ее действия.

— Ты пытаешься взвалить на себя тяжкую ношу, — заметил Питер, внезапно ощущая усталость. Ночь в подвале была не из легких, оба были еще обсыпаны пылью. — Ты отвечаешь только за себя, и ни за кого другого. Ты не можешь сдерживать действия Японии!

Хироко испытывала боль и стыд за свою страну — точно так же, как стыдился бы Питер, если бы