Я вздохнула. Вздох получился дрожащий и куда более печальный, чем я рассчитывала.

— Прекрасно, — отчеканила Изабел, как будто я на нее наорала. — Валяй, звони ей. Только не надо потом обвинять меня, если она не вынесет правды. — Она рассмеялась, словно над какой-то шуткой, которая была понятна только одной ей, потом продолжила: — Я бы на твоем месте не стала рассказывать ей про жизнь в лесу, сообщила бы только, что жива. Ну, то есть, конечно, если ты ко мне прислушаешься. — Я всегда к тебе прислушиваюсь. Кроме тех случаев, когда не прислушиваюсь.

— Узнаю Грейс. Так-то лучше. Я уж начала думать, что ты совсем раскисла.

Я улыбнулась про себя, потому что это, пожалуй, были самые искренние слова, которые мне доводилось слышать от Изабел. Внезапно в голову мне пришла одна идея.

— Можешь еще кое-что для меня сделать? — спросила я Изабел.

— Ну, начинается.

— Другого способа выяснить это я не знаю. Я даже не очень уверена, что это вообще возможно выяснить, не возбудив подозрений. Если кому-то и под силу, то только тебе.

— Продолжай, Грейс, продолжай. Люблю комплименты.

— А еще у тебя красивые волосы, — сказала я, и она рассмеялась своим жестким смехом. — Я хочу узнать, дадут ли мне аттестат, если я пойду в летнюю школу.

— Разве для этого не нужно быть человеком? Впрочем, там в этом году такие болваны, что их и за людей-то считать не хочется.

— Я пойду туда, — твердо сказала я. — Я уже довольно давно не превращалась. Думаю, должно получиться. Как только меня перестанут считать пропавшей без вести.

— Знаешь, что тебе понадобится? — спросила Изабел. — Хороший адвокат.

Я уже задумывалась об этом. Не знаю, что закон штата Миннесота говорил о беглых несовершеннолетних гражданах, к которым, полагала, теперь отношусь и я. Получить такое клеймо на всю жизнь казалось ужасно несправедливым, но все-таки не смертельным.

— Я как раз знаю одну девочку, у которой отец именно этим и занимается.

Вот теперь Изабел рассмеялась по-настоящему.

— Я все разузнаю, — пообещала она. — Только ты можешь беспокоиться о том, чтобы закончить школу в свободное от превращений в дикого зверя время. Вот уж правду говорят, как волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Хм… забавный каламбур получается.

— Рада, что смогла тебя позабавить, — притворившись оскорбленной в лучших чувствах, произнесла я.

— А уж я-то как рада, — снова рассмеялась Изабел.

На сей раз Кениг сделал мне знак садиться на переднее сиденье полицейской машины. На солнце она превратилась в настоящую душегубку, и Кениг врубил кондиционер на полную мощность. Струя воздуха была такой холодной, что в лицо то и дело били крохотные капельки влаги. Волк, дремавший внутри меня, даже не шелохнулся. В салоне пахло хвойным очистителем.

Кениг выключил радио. Это была станция, передававшая рок 70-х годов прошлого века.

Я думал о том, что Калперер готовится отстреливать мою семью с вертолета.

Тишину время от времени нарушало потрескивание рации в нагрудном кармане у Кенига. В животе у меня громко заурчало, и Кениг, перегнувшись через меня, потянул крышку «бардачка». Внутри обнаружилась упаковка крекеров и два шоколадных батончика.

Я взял крекеры.

— Спасибо, — сказал я.

Они были предложены таким образом, что я не испытал никакой неловкости.

— Я знаю, что Хейфорт ошибается, — произнес Кениг, не глядя на меня. — Я знаю, какой между всеми этими вещами общий фактор, и это не ты.

Я понял, что он не свернул к книжному. Мы удалялись от Мерси-Фоллз, а не приближались к нему.

— И что же это? — спросил я. Меня охватило какое-то предчувствие. Он мог сказать «Бек», или «Пограничный лес», или еще что-нибудь. Впрочем, едва ли.

— Волки, — произнес Кениг.

У меня перехватило дыхание. Сквозь потрескивание помех в рации пробился голос диспетчера.

— Семнадцатый, прием!

Кениг нажал кнопку на корпусе рации и наклонил голову к плечу.

— Я везу пассажира. Выйду на связь, когда освобожусь.

— До связи, — отозвалась диспетчер.

Он немного подождал, а потом произнес, все так же не глядя на меня:

— А теперь расскажи мне правду, Сэм, потому что времени ходить вокруг да около больше нет. Расскажи мне то, о чем ты не стал говорить Хейфорту. Где Джеффри Бек?

Громкий шорох шин перекрывал даже гул кондиционера. Мы были где-то далеко от Мерси-Фоллз. Мимо летели деревья, и мне вспомнился день, когда я ехал забрать Грейс из магазина «Охота и рыбалка». Казалось, это было миллион лет назад.

Я категорически не мог ему доверять. Он абсолютно не был готов к правде, а даже если бы и был, заповедью номер один в стае было никому о нас не рассказывать. В особенности офицеру полиции, который только что присутствовал при том, как меня обвиняли в похищении и убийстве людей.

— Я не знаю, — пробормотал я еле слышно.

Кениг сжал губы и покачал головой.

— Я присутствовал при первой охоте на волков, Сэм. Это было противозаконно, и я сожалею об этом. Гибель Джека Калперера всколыхнула весь город. Тогда их гнали через лес к озеру. В ту ночь я видел волка и никогда в жизни этого не забуду. На сей раз они собираются выгнать волков из леса и перестрелять их всех до единого с воздуха. Я своими глазами видел все документы. А теперь я снова задам тебе этот вопрос, и ты скажешь мне правду, потому что, кроме меня, волкам и тебе никто не поможет. Только не надо юлить, Сэм. Где Джеффри Бек?

Я зажмурился.

Перед глазами у меня стояло мертвое тело Оливии. И лицо Тома Калперера.

— Он в Пограничном лесу.

Кениг с шумом выдохнул.

— И Грейс Брисбен тоже, — произнес он. — Я не ошибся?

Я продолжал сидеть с закрытыми глазами.

— И ты, — продолжал Кениг. — Ты тоже там был. Скажи мне, что я спятил. Скажи, что я ошибаюсь. Скажи, что, когда в ту ночь я видел волка с глазами Джеффри Бека, мне все это почудилось.

Вот теперь я открыл глаза. Мне нужно было видеть выражение, с которым он произнес эти слова. Он смотрел прямо перед собой, и брови у него были нахмурены. Он выглядел совсем мальчишкой, и даже полицейская форма казалась не такой грозной.

— Вы не ошиблись, — произнес я.

— И никакого рака у него тоже нет.

Я покачал головой. Кениг не повернул головы, но еле заметно кивнул, словно каким-то своим мыслям.

— А следов Грейс Брисбен нет, потому что она не исчезла, а…

Кениг запнулся. Он не мог заставить себя произнести эти слова вслух.

Я поймал себя на том, что для меня все зависит от этого мгновения. От того, закончит он предложение или нет. От того, докопался он до правды, как когда-то Изабел, отгородился от нее, исказил, пытаясь втиснуть в рамки какой-нибудь религии, или подменил чем-то другим, вписывающимся в менее