— И вообще, — начал Сэм, но продолжать дальше не стал, а подхватил Грейс на руки. Она была так плотно спелената, что не могла бы шелохнуться, даже если бы у нее оставались на это силы. Сэм зашагал к дому.
Вместо того чтобы последовать за ним, я вернулся к краю промоины и посмотрел вниз. Контейнеры покачивались в жидкой грязи, так плотно облепленные илом, что первоначальный цвет уже не угадывался. На гладкой поверхности воды не прослеживалось никакого движения, трудно было понять, какая там глубина.
Я сплюнул в яму. Грязь была очень густой, и от моего плевка даже не пошла рябь. Окончить в такой свои дни было бы чудовищно. Мне вдруг подумалось, что все испробованные мной способы уйти были легкими. Когда-то, лежа на полу и твердя в пустоту: «Хватит-хватит-хватит-хватит-выруби меня», я так не считал. Я никогда не думал, что умерен, и обличье Коула, а не кого-нибудь другого на самом деле привилегия.
24
ИЗАБЕЛ
Пока Джек не погиб, наши родители обожали навязывать нам свои желания. Они выбирали время, когда мы с наибольшей вероятностью собирались чем-то заняться, иногда выполнением домашнего задания, но чаще чем-нибудь интересным с друзьями — например, если мы собирались в кино на какую-нибудь долгожданную премьеру, попадание было практически стопроцентным, — и похищали нас.
После чего везли в «Иль помодоро». Если кто-то еще не догадался, «Иль помодоро» на языке макаронников означает «помидор». До дыры, в которой находится «Иль помодоро», часа полтора езды от Мерси-Фоллз, и это о многом говорит, поскольку Мерси-Фоллз сам по себе та еще дыра. Вы спросите, какой смысл тащиться из одной дыры в другую? А вот какой. В то время как большинству смертных мой отец известен как акула юриспруденции, которая проглатывает оппонентов, не пережевывая, я знаю правду, и заключается она в том, что в руках итальянских официантов, которые подают ему хлебные палочки с чесноком под вкрадчивое пение какого то тенора, он превращается в безобидного котенка.
Я еле отсидела положенное время в школе, мечтая поскорее очутиться в доме Бека и посмотреть, что там затеяли и Сэм с Коулом, а также имея еще миллион планов на вечер. Конечно, я должна была предвидеть, что обстановка как нельзя больше располагает к родительскому похищению. Однако с последнего раза миновало уже больше года, поэтому я оказалась не подготовлена и сдалась практически без боя.
Едва я вышла за порог школы, как зазвонил телефон. Разумеется, это был отец. Чтобы не навлекай, из себя его праведный гнев, пришлось взять трубку. Открыв телефон, я сделала Маккензии знак идти дальше без меня. Она помахала мне рукой, даже не оглянувшись.
— Ну, что там у тебя? — буркнула я и нажала кнопку на электрическом ключе из чистого интереса, откроется машина с такого расстояния или нет.
— Когда закончишь, нигде не задерживайся, езжай прямиком домой, — сказал отец. На заднем плане зажурчала вода и послышался щелчок — мама закрыта косметичку. — Мы едем в «Иль помодоро». Ждем только тебя.
— Ты шутишь? — осведомилась я. — Домашних заданий еще полно, а завтра рано вставать. Поезжайте без меня, устройте себе романтический ужин. Отец разразился своим безжалостным смехом. «Xa.Xa.Xa».
— Мы будем там не одни, Изабел. У нас небольшой праздник. Все хотят тебя видеть. Столько времени прошло. — На заднем плане мама произнесла что-то неразборчивое. — Мама говорит, если ты поедешь с нами, она оплатит смену масла на твоей машине.
Я распахнула дверцу своего джипа и с отвращением ступила в лужу. Поразительно слякотная выдалась неделька. В лицо ударил теплый воздух — признак наступившей весны. Потеплело настолько, что, увы, воздух в запертой машине стал нагреваться.
— Она уже обещала мне оплатить смену масла, когда просила забрать ее вещи из химчистки.
Отец передал мой ответ матери. Возникла пауза.
— Она говорит, что отвезет тебя в Дулут на какое-то мелирование. Постой, ты собралась красить волосы? Я не большой поклонник…
— Я не хочу никуда ехать, — перебила я его. — У меня были свои планы. — В голову мне вдруг пришла одна мысль. — Что вы отмечаете на этот раз? Это как-то связано с отстрелом волков?
— Ну, вообще-то да, но мы не будем обсуждать это весь вечер, — сказал отец. — Будет весело. Будем…
— Прекрасно. Я еду. Передай маме, что я больше хочу подстричься, а не покраситься. Только не у того недоумка, от которого она без ума. Вечно он делает из меня какую-то тетку. По-моему, он учился стричь на ситкомах девяностых.
Я плюхнулась в машину и завела двигатель, стараясь не думать о предстоящем вечере. Ради Сэма с Грейс я была готова на то, чего ни за что не стала бы делать ни для кого другого.
— Рад это слышать, Изабел, — сказал отец.
Я хмуро уставилась на руль. Впрочем, я верила отцу.
Каждый раз, когда мы бывали в «Иль помодоро», я задавалась вопросом, что они подмешивают в еду, из-за чего мои родители так прикипели к этому ресторанчику. Все таки мы были калифорнийцы, наученные вроде отличать приличное заведение от неприличного, однако же почему-то сидели за столом, покрытым скатертью в красно-белую клетку, слушая жалкие попытки какой-то незадачливой выпускницы колледжа изобразить оперную арию, изучали меню и угощались четырьмя различными сортами хлеба, ни один из которых не имел ровным счетом никакою отношения к Италии и выглядел исключительно по-миннесотски. В зале было темно, низкий потолок оклеен звукоизолирующими панелями. Итальяно-американский склеп с привкусом песто.
И приложила все возможные усилия, стараясь оказаться за столом рядом с отцом, поскольку всего приглашенных было человек пятнадцать, а я согласилась присутствовать на этом сборище исключительно ради того, чтобы узнать, о чем он будет говорить. И тем не менее между нами все-таки вклинилась некая дама по имени Долли. С другой стороны от меня уселся ее сынок; укладку он, видимо, делал, сунув голову в аэродинамическую трубу. Я грызла хлебную палочку и очень старалась не соприкоснуться локтями с соседями.
Что-то перелетело через стол и приземлилось аккуратно в моем декольте. Напротив меня сидела точно такая же жертва аэродинамического туннеля — очевидно, братец первого. Он ухмылялся и переглядывался с моим соседом. Долли, не замечая ничего вокруг, болтала с моей матерью — та сидела по другую руку от отца.
Я наклонилась через стол к стрелку.
— Еще один раз, — произнесла я достаточно громко, чтобы перекрыть певца, Долли, маму и запах хлебных палочек, — и я продам душу твоего первенца дьяволу.
Я откинулась на спинку своего стула, и тот парень, что сидел рядом со мной, сказал:
— Он был не прав, прости.
Впрочем, я видела, что на самом деле он думает: «Отличная затравка для разговора, спасибо, братишка!» Грейс, разумеется, стала бы утверждать, что он просто пытался проявить вежливость; она всегда думала о людях хорошо. А вот Джек согласился бы со мной.
На самом деле трудно было не вспоминать, как мы были тут в прошлый раз. Джек сидел за столом напротив меня, спиной к уставленному бутылками с вином стеллажу на месте этого самого балбеса. В тот вечер он вел себя как полный придурок, хотя этого я предпочла бы не помнить. Когда я начинала вспоминать, до чего же он меня временами выводил из себя, то вроде и не горевала по нему, как должна бы. Поэтому я стала представлять, как он выглядел, улыбающийся и чумазый, на подъездной дорожке к нашему дому, хотя чем дальше, тем больше убеждалась, что вызываю в памяти не саму его улыбку, а свое
