подозрительно благодушным.

— Я случайно набрал твой номер. Вообще-то я собирался и позвонить маме.

— А позвонил мне. А зачем она тебе понадобилась? Что-то ты слишком веселый, — сказала я. Коул вскинул брови.

— Последи за языком, — бросил отец автоматически. — Мне только что позвонил Маршалл. Та девушка стала последней каплей. Как ему сообщили, нашу стаю исключают из перечня охраняемых животных и устраивают отстрел. На этот раз все будет на уровне штата. Больше никаких местных с ружьями. Отстрел будет производиться с вертолета. Они сделают все как надо, как в Айдахо.

— Это уже точно решено? — спросила я.

— Осталось только назначить время, — отозвался отец. — Когда изыщут ресурсы и живую силу.

Почему-то последнее предложение прозвучало для меня как окончательный приговор — эти «ресурсы и живая сила» настолько вписывались в лексикон придурка Маршалла, что я так и представила, как отец повторяет услышанное пять минут назад по телефону.

Это был конец.

Лицо Коула утратило недавнее выражение ленивой самоуверенности. Видимо, моя интонация насторожила его, потому что он не сводил с меня внимательных глаз. Я почувствовала себя раздетой и отвернулась.

— Ты в курсе, когда это будет? Хотя бы примерно? — спросила я отца.

Он сказал что-то в сторону. Его собеседник засмеялся, и отец засмеялся в ответ.

— Что? Слушай, Изабел, я не могу больше говорить. Примерно через месяц, так мне сказали. Но мы будем пытаться провернуть все побыстрее. Думаю, тут вопрос в пилоте и в оцеплении. Увидимся дома. Э-э… а почему ты не в школе?

— Я в туалете, — соврала я.

— Ох. Не обязательно было брать трубку, если ты на занятиях. — Я услышала, как отца кто-то позвал. — Все, мне пора. Пока, котенок.

Я захлопнула крышку телефона и уставилась на стеллаж с книгами. Прямо передо мной стояла биография Тедди Рузвельта.

— Котенок, — вскинул брови Коул.

— Не начинай.

Я повернулась, и мы молча посмотрели друг на друг а. Не знаю, как много он слышал. Чтобы уловить суть, хватило бы пары фраз. Что-то в лице Коула все еще вызывало у меня странное чувство. Как и прежде, жизнь всегда была для него маленькой шуткой, которую он находил слегка забавной, но и главным образом неудачной. Однако теперь, в свете ноной информации, Коул казался… неуверенным. На пару секунд мне показалось, будто открылась потайная дверца куда-то внутрь его души, а потом звякнул входной колокольчик и дверца захлопнулась.

На пороге стоял Сэм. Дверь за ним плавно закрылась.

— Скверные новости, Ринго, — сказал Коул, снова становясь прежним, — Мы все умрем.

Сэм вопросительно взглянул на меня.

— Мой папаша добился своего, — пояснила я. — Они готовят охоту. Дело только за вертолетом.

Сэм долго стоял на пороге, только желваки играли на щеках. На лице у него застыла странная решимость. «Закрыто» — гласила обратная сторона дверной таблички у него за спиной.

Молчание тянулось слишком долго, и я собиралась уже сказать что-нибудь, когда Сэм произнес до странности чужим голосом:

— Я забираю Грейс из леса. Всех остальных тоже, но ее в первую очередь.

Коул вскинул голову.

— Думаю, в этом я смогу тебе помочь.

После многодневного дождя в лесу было слякотно и тихо. Коул шел впереди; судя по уверенной походке, дорога была ему хорошо знакома. Изабел с неохотой отправилась на занятия, а когда Кэрин сменила меня в магазине, мы с Коулом поспешили в дом Бека. Пока мы ехали, Коул изложил мне свой блестящий план по поимке Грейс: ловушки.

Оказывается, все это время, пока я представлял, как Коул целыми днями громит дом, он на самом деле пытался ловить животных. Волков. Пожалуй, Коул был настолько непредсказуем, что удивляться не стоило ничему.

— Сколько у тебя этих штуковин? — спросил я, пока мы пробирались по лесу.

Я мог бы думать о новости, которую сообщила Изабел, но заставил себя сосредоточиться на дороге. Мир так отсырел, что без полной концентрации было не обойтись. Стоило ухватиться за какую-нибудь ветку, как на меня обрушивался водопад капель, ноги разъезжались на раскисшей земле.

— Пять, — ответил Коул и остановился, чтобы постучать ботинком о ствол дерева. От подошвы комьями начала отваливаться грязь. — Приблизительно.

— Приблизительно?

Коул двинулся дальше.

— Я подумываю поставить еще одну, на Тома Калперера, — бросил он, не оборачиваясь. Пожалуй, я был с ним согласен.

— И что ты будешь делать, когда кого-нибудь поймаешь?

Коул вступил в кучу сухого оленьего помета и с преувеличенным отвращением фыркнул.

— Выясню, что заставляет нас превращаться. И действительно ли ты исцелился.

Удивительно, как это он до сих пор не взял у меня кровь на анализы.

— Может быть, — задумчиво произнес Коул, — я попрошу тебя поучаствовать в паре добровольных экспериментов.

Пожалуй, я стал понимать его лучше, чем думал сам.

— Может, не стоит? — осторожно сказал я. Пока мы шли, я уловил какой-то мимолетный запах, напомнивший мне о Шелби. Я остановился, медленно обернулся кругом, опасливо переступил через ярко- зеленую ползучую колючку.

— Что ты делаешь, Ринго? — спросил Коул.

— Мне показалось, я почуял…

Я замялся. Как объяснить ему это, я не знал.

— Белую волчицу? Бешеную?

Я посмотрел на него. На лице у него застыло проницательное выражение.

— Да. Шелби, — подтвердил я. Запах исчез. — Скверно. Ты видел ее в последнее время?

Коул коротко кивнул. У меня упало настроение. Я не видел Шелби уже много месяцев и наивно надеялся, что она ушла из леса. Такое иногда случалось. Почти в любой стае находился изгой, которого третировали, не подпускали к еде, всячески выживали из иерархии. Такие волки нередко уходили за сотни миль, чтобы основать другую стаю где-нибудь подальше от своих мучителей.

Когда-то давным-давно в стае Пограничного леса таким изгоем, омега-самцом был Салем, старый волк, которого я уже не застал человеком. Однако, пока сражался с менингитом, я насмотрелся на Шелби достаточно, чтобы понять — она совсем низко пала в глазах Пола, а следовательно, и в глазах стаи. Такое впечатление, будто он откуда-то знал, как она изводила нас с Грейс.

— И что в этом скверного? — поинтересовался Коул.

Рассказывать желания не было. Заговорить о Шелби значило извлечь все эти воспоминания из коробок, в которые я тщательно их упаковал, а этого мне не хотелось.

— Шелби предпочитает быть волчицей, — тщательно подбирая слова, пояснил я. — Она… у нее было тяжелое детство, и она не совсем нормальная.

Едва я произнес эти слова, как возненавидел себя за них — ведь ровно то же самое мать Грейс