- Я - ничья дочь, - отрезала я, впрочем сомневаясь. Раньше я бы сказала, что я - ничья сестра.

- Что ты видишь, Оран-Лиа-на-Мен ? - вновь спросил король терновника.

- Деревья, - соврала я, - огромные деревья.

Кернуннос шагнул ближе - темная глыба в темной пустоте, видимый лишь потому, что он был сущностью посреди небытия.

- Что ты видишь, Оран-Лиа-на-Мен?

Я не могла посмотреть ему в лицо - он был слишком высокий, и это пугало меня почти так же, как мой ответ.

-  Ничто, - прошептала я, зная, что именно это и ждет меня после смерти, ибо у меня нет души.

Пустота поглотила мое слово, и я начала сомневаться, правда ли я его произнесла.

- В нем есть свои радости. - Рога Кернунноса тянулись в темноту, такую черную, что я мечтала увидеть звезды. - У тебя нет ответственности. У предстоящего нет конца. Если пожелаешь, то у твоих ног лежит необузданный гедонизм. Ничто - малая цена за такую жизнь, когда ты наконец склонишь голову к холодной земле.

Пальцы Джеймса сжались и отпустили мои. Он пытался мне что-то сказать. Кернуннос чуть наклонился в мою сторону. Он тоже пытался мне что-то сказать или хотел услышать что-то от меня, только я не могла понять что. Я не привыкла к тому, чтобы слова так много значили.

- Ты прав, - кивнула я, - и это подтверждают феи, которые смеются надо мной, и многие павшие ради меня люди. Но для чего? Я живу, чтобы высасывать жизнь из других тел, пока мое собственное не износится, и тогда я сгораю, и все начинается заново.

Я не чувствовала благодарности.

Кернуннос сложил перед собой руки - вполне человеческие, морщинистые, крепкие и белые, как у привидения.

- Тому причиной я, дочь. Моя отравленная кровь тянет тебя в костер каждые шестнадцать лет. Моя кровь дает тебе лишь половину жизни и заставляет отбирать остальное у тех, кто имеет душу и меняет свое дыхание на твое вдохновение. Я думал, что ты будешь довольна жизнью, в которой будет потакание слабостям, танцы и восхищение. Я не хотел, чтобы она причинила тебе боль, хотя вижу, что именно так и вышло.

- Довольна ли такой жизнью моя сестра? - с невольной горечью спросила я.

- Была довольна, - сказал Кернуннос, - но она уже умерла.

Кернуннос сделал странный жест в сторону Джеймса, и тот дернулся, будто прочитал что-то в линиях ладони короля.

- Девушка из моего сна, - произнес Джеймс, - которую пронзили железом. Я думал, это Нуала, я думал, что это ее судьба.

- Ты, как и я, видишь и прошлое, и будущее. - Оленерогий король повернул голову, вглядываясь в пустоту, как будто слушая чей-то зов. - Она не должна была умереть в этом году. Я отомщу за нее.

Его слова внушали страх; я услышала в них неоспоримую правду и почувствовала укол жалости к тому, кто убил мою сестру.

В тишине, заполнявшей промежутки между нашими голосами, ничто тянуло меня, грозило вновь забрать мое тело. Я содрогнулась, думая о сестре, которую никогда не знала. Выходит, все, кто отдал ей свои жизни, умерли напрасно. И тут внезапно я осознала: хотя я чувствую себя человеком, я не человек. Я - фея, которая ела человеческую пищу и утратила свою силу. В конце меня ждет только ошеломляющая пустота.

- Я не хочу быть ничем! - Я даже не знала, к кому обращаюсь.

- В таком случае, чего ты хочешь, Оран-Лиа-на-Мен?

Услышав этот вопрос, я поняла, каких слов он ждал от меня раньше. Но прежде чем произнести их, я вспомнила, как я лежу в воде, невидимая, защищенная. Как я лечу на человеческих мыслях, легкая и свободная. Как я одним взмахом руки вызываю на экран любой фильм, который захочу посмотреть. Удивительную сладость мелодии, сочиненной Джеймсом под моим руководством. Безопасность вечной юности. Все удовольствия жизни, которую ведет фея.

- Я хочу быть человеком, - сказала я.

Кернуннос раскинул руки в стороны, и из его пальцев потек бело-зеленый свет, растворяющийся в пустоте. Свет становился все ярче, окутывая нас, пока мы не оказались в сумеречном саду. Сквозь гигантские листья пробивались неяркие зеленоватые лучи. На растениях висели тяжелые белые цветы, похожие на воронки, а за ними тянулись к небу бледные белые лилии. Цветы выглядели голодными.

- Ты можешь выбрать, - сказал Кернуннос, - ты можешь выбрать человеческую сущность, когда будешь гореть. Я предлагал это твоей сестре, но она лишь рассмеялась в ответ. Я заглянул в будущее и увидел, что ты сделаешь то же самое.

- Не сделаю, - ответила я, - ты видел неверно.

Оленерогий король медленно подошел к Джеймсу. От завороженного выражения его лица я пришла в ужас. Перед Джеймсом тоже стоял выбор.

- Я видел это до появления волынщика. Знай, волынщик, что люди, желающие покинуть мои владения, остаются в них навсегда.

Джеймс и не дернулся. Он поднял левую, свободную руку, чтобы Кернуннос видел написанное на ней слово, которое то ли еще не смылось, то ли было добавлено недавно: «костер».

- И все-таки я уйду. Правда?

В его голосе звучало едва заметное разочарование.

Кернуннос оценивающе посмотрел на Джеймса:

- В Хеллоуин я должен быть с ней. Я знаю, ты чувствуешь по-другому, не так, как человек, однако Нуала тебе небезразлична. Ты не можешь отправить ее туда одну. - Рога немного повернулись. - Ты меня не боишься, волынщик. И тебе все равно, уйдешь ли ты отсюда. Именно поэтому я тебя отпущу.

Джеймс отвернулся от нас. Я не видела ни его мыслей, ни лица; его рука в моей руке была холодной и неподвижной. За последние несколько дней я успела забыть, что, когда мы познакомились, он гнался за смертью.

Подошел Кернуннос, задевая хрупкие зеленые ростки над головой кончиками рогов. В его тени я почувствовала себя юной и беспомощной.

- Понимаешь ли ты, что я тебе говорю, дочь моя?

Я кивнула.

- Дочь моя, иди на костер в черном. И ты, и волынщик. Спрячьте свои тела под черными одеждами, дабы укрыться от глаз моих голодных мертвецов, - сказал Кернуннос.

Он положил руку на плечо Джеймсу, и тот вскинулся, как будто успел забыть обо всем здесь происходящем.

- Джеймс Антиох Морган, - напевно сказал король мертвых, и имя Джеймса зазвучало как музыка, - тебе предстоит сделать выбор. Не ошибись.

Глаза Джеймса блестели в темноте.

- Какой выбор верный?

- Тот, от которого больно, - ответил Кернуннос.

Смерть пахнет именинным тортом. По крайней мере, так я решил, потому что наутро после встречи с Кернунносом мы с Нуалой воняли. Даже не столько тортом, сколько только что задутыми свечами. И наша одежда, и волосы пропитались этим запахом.

- Джеймс Морган, я не хочу из-за тебя потерять работу. Очнись!

Первое, что я увидел после смерти, был Салливан, вернее, его силуэт на фоне светлого, усеянного облачками неба. Первое, что я почувствовал, было жжение и звон в ухе.