дому. За фасадом противного зеленого цвета скрывался теплый уютный интерьер: темно-коричневый ковер, золотисто-коричневая обшивка на стенах, вдоль которых рядами стояли гитары. За стойкой, уткнувшись в журнал «Роллинг Стоун», сидел пожилой тип, как будто вышедший из шестидесятых.
Когда он поднял голову, я заметил, что его седые волосы убраны в маленькую косичку на затылке.
- Я пришел на урок, - сказал я.
Пока он смотрел куда-то на стойку, я разглядывал татуировки на его руках; самая крупная оказалась цитатой из радикальной песни Джона Леннона.
- На какое время вам назначено?
Я указал на собственную руку. Он щурился, пока не увидел нужную запись.
- На три? Вы точны.
Я взглянул на настенные часы за его спиной, окруженные густо налепленными буклетами и открытками. Без двух минут три. Я немного разозлился, что мой ранний приход округлили до ближайшего часа, но промолчал.
- Вам наверх. - Старый хиппи указал в глубину магазина. - Кроме Билла, там больше никого нет.
- Спасибо, товарищ, - произнес я, и старый хиппи улыбнулся в ответ.
Я поднялся по покрытой ковром скрипучей лестнице в адскую жару пропахшего потом и переживаниями второго этажа. В темный узкий коридор выходило три двери, Билл оказался за второй. Я открыл ее пошире, осматривая звукопоглощающее покрытие на стенах, старые деревянные стулья, о которые, похоже, точили когти маленькие тигры, и седоватого мужчину.
Он был ужасно похож на Джорджа Клуни.
-
Седой не стал подниматься, зато довольно дружелюбно улыбнулся, пожал мне руку и указал на стул напротив:
- Меня зовут Билл. Давай начнем с того, что ты достанешь мелодическую трубку и что-нибудь сыграешь - я должен понять, какой у тебя уровень. Если ты нервничаешь, мы можем немного поговорить, но урок всего полчаса…
Я поставил футляр и опустился рядом с ним на колени, открывая защелки:
- Нет, все нормально.
Я улучил возможность взглянуть на Билла, пока искал чантер. Он сидел, чуть наклонив голову, чтобы прочитать надписи на футляре - у меня он весь в наклейках. Пока Билл читал фразу: «Остерегайтесь драконов, вы хорошо пойдете под хрустящей корочкой и с кетчупом», я примеривался к нему. Его чантер лежал на соседнем стуле, чистый и блестящий. Моя трубка выглядела потрепанной, некоторые отверстия я частично залепил разноцветными кусками изоленты, чтобы добиться идеального строя. У Билла хорошая осанка, у меня одно плечо постоянно выше другого от того, что я так много играю. Его футляр почти новый, а мой выглядит так, будто не один раз прошел через ад. Я почти уверился в том, что это занятие - пустая трата времени, особенно когда он вытаращил глаза при виде моего чантера.
Я положил тренировочную трубку на место. Спору нет, облегченная пластиковая версия полноразмерного чантера полезна: во-первых, она примерно в тысячу раз тише, чем настоящая волынка, а во-вторых, на ней физически проще играть - не нужно пыхтеть и потеть, чтобы наполнить мешок воздухом. Но чтобы произвести впечатление, нужен настоящий инструмент.
- Разрешите я сыграю на волынке? В школе трудно найти возможность позаниматься; у меня такое чувство, будто я ее уже сто лет из футляра не доставал.
Билл удивленно пожал плечами:
- Конечно. Других студентов сейчас нет. Делай, как тебе удобнее. Что сыграешь?
- Еще не знаю.
Я достал волынку, вдыхая знакомый - родной - запах кожи и дерева. Я надул мешок, бурдоны привычно легли мне на плечо. В то мгновение, когда они зазвучали, я понял, насколько громкой в этой крошечной комнате будет музыка. Нужно было захватить беруши.
Билл секунд двадцать наблюдал, как я настраиваюсь, следя за моей осанкой, слушая, как ровно я держу звук. Я собирался начать потихоньку и нарастить уровень до чего-то настолько потрясающего, чтобы он под конец кинулся целовать мне ноги, но звук был такой громкий, что я решил закончить поскорее. И рванул с места в карьер, заиграв любимую вещь: зубодробительно сложный рил в миноре, который я сыграл бы и во сне. Быстро. Чисто. Идеально.
Лицо Билла ничего не выражало. Как будто громкость музыки сдула с него все эмоции. Я спустил волынку с плеча, и он покачал головой:
- Я ничему не могу тебя научить… Ты и так это знал, правда? Во всем округе не найдется такого человека. Может, даже во всем штате. Ты участвуешь в конкурсах?
- До этого лета участвовал.
- Почему перестал?
Я пожал плечами:
- Достиг вершины. Продолжать стало скучно. Почему-то мне неприятно было ему об этом говорить.
Билл снова покачал головой. Его глаза изучали мое лицо, и я точно знал, что он думает, потому что все всегда думают одно и то же: «Ты такой молодой. (А я такой старый)».
- Я свяжусь со школой, - вяло произнес он. - Пусть решают, что с тобой делать. Но они же были в курсе, когда брали тебя?
Я опустил инструмент:
- Да.
- Тебе нужно поступать в университет Карнеги-Меллона, там сильная программа для волынщиков.
- Я как-то об этом не думал, - ответил я.
Билл не уловил моего сарказма:
- Подумай. - Он смотрел, как я складываю инструмент. - В обычной консерватории ты только время потеряешь.
Я серьезно покивал, выслушал еще некоторое количество умных замечаний, пожал ему руку и ушел.
Когда я вышел из магазина, на бордюре сидела девчонка. Поскольку настроение у меня было довольно мерзкое, я бы ее даже не заметил, вот только сидела она сантиметрах в пяти от моей машины. Даже со спины было понятно, что ей невыносимо скучно.
Я долго и шумно устраивал волынку на заднем сиденье, надеясь, что она уловит намек: «Отползай, или я тебя перееду, когда буду выезжать со стоянки».
Но она не пошевелилась, поэтому, завершив возню, я обошел машину и стал перед ней. Девчонка сидела неподвижно, подняв лицо навстречу послеполуденному солнцу и прикрыв глаза, притворяясь, что ничего вокруг не замечает.
Может, она ходит со мной на какие-то занятия и я должен ее узнать? Вряд ли: ее одежда не соответствовала правилам школы: обтягивающая рубашка с принтом, изображающим рукописный текст, и джинсы-клеш, из-под которых выглядывали сандалии на гигантской платформе. С другой стороны, прическу я бы обязательно узнал: вьющиеся светлые волосы, длинные впереди, но коротко и выразительно выстриженные на затылке.
- Милочка, - задушевно сказал я, - вы сидите прямо перед моим бампером. Нельзя ли переместить вашу бездельничающую особу немного южнее и позволить мне уехать?
Она распахнула глаза.
Я будто в ледяную воду нырнул. По всему телу побежали мурашки, а в голове зловеще зазвучало предупреждение: «Что-то не так», - за которым нахлынули непрошеные воспоминания о летних событиях.
Девчонка - если, конечно, это была девчонка - перевела взгляд на меня. Голубые глаза сияли на фоне дымчатых теней.
- Я жду тебя уже целую вечность.
Ее дыхание окутало меня запахами сонных поникших полевых цветов, недавнего дождя и дыма далеких костров. Я чувствовал пощипывание в пупке - опасность.
