воде, — это был высокий вой, от которого у меня волосы вставали дыбом, а по коже ползли мурашки. Они были стремительны и опасны, дики и прекрасны. Эти лошади были огромны, в них соединились океан и наш остров, и именно тогда я полюбил их.

И вот сейчас, под темно-синим небом, мы с Пак вели моего жеребца на утесы. Выражение лица Пак было упрямым и бескомпромиссным, девушка была полна отваги, как маленькая лодочка в неспокойном океане. А над нами висела все та же полная луна, освещающая океан, — та же, что и многие годы назад.

Я помню руку отца, крепко сжимающую мое предплечье. «Замри».

Пак стоит рядом с Корром, глядя на него снизу вверх.

Мне хочется, чтобы она полюбила его.

Пак

Мы уже на утесах, и красный жеребец непрерывно двигается. Его ноздри раздуваются, ловя морской ветер, тот ветер, что вздымает надо лбом мои волосы. Когда я была куда как моложе и скакала на Дав по загону без седла и уздечки, я пользовалась оградой или каким-нибудь камнем, чтобы забраться к ней на спину. И сегодня, когда я рядом с Корром, все выглядит примерно так же, только выход породы, возле которого мы стоим, гораздо выше, чем те камни, с помощью которых я запрыгивала на Дав. Шон подводит Корра к нужному месту и говорит:

— Спокойнее он не будет.

Мое сердце уже несется галопом и подпрыгивает. Я просто поверить не могу, что действительно собираюсь сесть на кабилл-ушти. И не просто на водяного коня, а на того, чье имя стоит в самом начале списка на доске в лавке мясника. На того самого, который вчера утром разодрал горло Дэвиду Принсу. Я хватаюсь за гриву Корра, который непрерывно пританцовывает на месте, и стараюсь не дать ему стащить меня с камня. И наконец забрасываю себя ему на спину, держась за гриву обеими руками, как малое дитя.

— Я сейчас передам тебе поводья, — говорит Шон. — Мне понадобятся обе руки, чтобы удержать его, пока я сам на него сяду, или тебе придется самой с ним справляться. Могу я тебе доверить подержать его?

То, как Шон это произносит, заставляет меня осознать, насколько сильно он сейчас рискует, посадив меня на своего водяного коня, передавая мне поводья.

— А его вообще кто-то может удержать, кроме тебя?

Лицо Шона ничуть не меняется.

— Никаких других здесь нет. Есть только ты.

Я нервно сглатываю.

— Я смогу его удержать.

Шон ногой чертит на земле перед Корром полукруг и плюет в него. А потом быстро перекидывает поводья через его голову и отдает их мне. Если бы я никогда прежде не видела Корра и не прикасалась к нему, то именно в этот момент могла бы осознать, насколько он велик и как он не похож на Дав. Сжимая в руках поводья, я ощущаю его могучую силу. Это нечто вроде паутины, способной поймать большой корабль. Корр осторожно проверяет, крепко ли я держу поводья, а я отвечаю ему, натягивая их. Но мне не хочется, чтобы он устроил более основательную проверку.

Шон быстро вскакивает на спину красного коня позади меня, и меня ошеломляет его внезапная близость, моей спине становится тепло от его груди, оттого, что его бедра прижимаются к моим…

Я оборачиваюсь, чтобы задать вопрос, и Шон резко отдергивает голову, избегая столкновения.

Я восклицаю:

— Ох, извини…

— Справляешься с поводьями?

В лунном свете Шон Кендрик выглядит как черно-белый рисунок, а его глаза скрываются в тенях под бровями.

Я киваю. Но Корр не желает двигаться вперед; он упорно пятится, встряхивая головой. Когда я его понукаю, он немного приподнимает над землей передние ноги. Не встает пока на дыбы, но предостерегает меня. Шон что-то говорит, но его слова уносит ветром.

— Что? — переспрашиваю я.

— Мой круг! — говорит Кендрик прямо мне в ухо, и я чувствую его теплое дыхание. Я сильно вздрагиваю, хотя ветер ничуть не холоднее, чем прежде. — Он не захочет переступить через него. Давай в обход.

Как только мы огибаем полукруг, Корр становится похож на птицу во время бури. Я не могу толком сказать, то ли он идет, то ли припустил рысью, — мы просто двигаемся, и любое направление кажется возможным. Когда Корр дергается в сторону, я прижимаю ноги к его бокам, чтобы выровнять ход, а руки Шона тут же обхватывают меня, чтобы дотянуться до его гривы.

Я понимаю, что Шон это делает только затем, чтобы самому не потерять равновесие, но вдруг ощущаю себя куда более устойчиво, надежно. Я поворачиваю голову, и Шон снова откидывается назад, давая мне пространство. Но я уже не помню, что собиралась сказать.

— Что?.. — Губы Шона отчетливо произносят слово, хотя расслышать его как следует я не могу. — Что, это…

Он уже хочет отвести руки назад, но я отрицательно качаю головой. Волосы мечутся по моему лбу, и Шон морщится, когда они попадают и ему в глаза. Он снова что-то говорит, и снова ветер уносит его голос.

Когда Шон понимает, что я его не слышу, он опять наклоняется к моему уху. Я и вспомнить не могу, когда в последний раз находилась так близко от кого бы то ни было. Я ощущаю, как приподнимается и опускается от дыхания грудь Шона. Его слова вливаются теплом в мое ухо:

— Тебе страшно?

Я не знаю, какие именно чувства сейчас испытываю, но это не страх.

Я качаю головой.

Когда Шон заталкивает мои волосы мне под воротник, чтобы до них не добрался ветер, его пальцы касаются моей шеи. Он избегает моего взгляда. Потом он опять обхватывает меня руками и осторожно ударяет пятками в бока Корра.

Корр взвивается в воздух.

Когда Дав переходит с рыси на галоп, я иной раз определяю это только по тому, что ее копыта начинают выбивать ритм по четыре удара вместо трех.

Но галоп Корра — это как будто какой-то новый аллюр, нечто куда более быстрое, чем все остальное, нечто, чему следует подыскать совершенно новое название. Ветер яростно завывает в моих ушах. На лугу торчат неровные камни, которых следует остерегаться, — но Корру они нипочем. Он лишь чуть приподнимает колени — и вот уже торчащий из земли обломок скалы остался позади. Каждый шаг Корра как будто растягивается на целую милю. Мы можем выскочить за пределы острова до того, как Корр хоть чуть- чуть снизит скорость.

Мы — гиганты на его спине.

Шон кричит мне в ухо:

— Попроси его прибавить хода!

И когда я сжимаю коленями бока красного коня, он делает новый рывок вперед, и уже кажется, будто до того мы еле-еле тащились. Я и поверить не могу в то, что хоть какая-то лошадь на песчаном берегу может оказаться быстрее Корра. Я не могу поверить и в то, что во всем мире найдется конь быстрее, чем он. А ведь на его спине сейчас — двое. И если во время бегов на нем будет сидеть один только Шон, разве он может проиграть?

Мы летим.