– Это просто термин, означающий, что обязательства по контракту можно не выполнять. Контракт аннулируется в суде.
– Однако если верно, что при коротких продажах кто-то всегда останется внакладе, то эдикт Фридриха- Генриха должен был покончить с такой практикой!
– О нет, ваша светлость, в Амстердаме процветают короткие продажи! Многие спекулянты ими живут!
– Почему же все проигравшие не апеллируют к Фридриху?
– Дело в том, как составлен контракт. При достаточной ловкости можно поставить проигравшего в такое положение, что он не сможет апеллировать к Фридриху.
– Значит, всё-таки шантаж, – проговорил Болструд, глядя в окно на снежное поле, что не мешало ему на лету ловить мысли Элизы. – Мы выбираем Слёйса в проигравшие, и если он решит апеллировать к Фридриху, всё – включая полный склад свинца – выплывет в суде, и его предательство обнаружится. Так что ему придётся молча проглотить убытки.
– Если я правильно понял, надо, чтобы Слёйс
– Разумеется, – кивнула Элиза. – Он должен верить, что акции Ост-Индской компании будут расти.
– Однако, продавая свинец, он поймёт, что у нас есть какие-то планы.
– Да, но ему незачем знать, что именно планируется и когда. Нужно лишь манипулировать его сознанием, чтобы он думал, будто акции Ост-Индской компании скоро подорожают.
– И – как я начинаю понимать – вы виртуозно умеете манипулировать сознанием людей, – заметил Монмут.
– Всё куда проще, – отвечала Элиза. – Как правило, я сижу и смотрю, как они сами собой манипулируют.
– Ну что ж, – сказал Монмут, – я испытываю сильнейшее желание заняться самоманипуляцией наедине… если только…
– Не сегодня, ваша светлость, – отвечала Элиза. – Мне надо уложить вещи. Быть может, увидимся в Амстердаме?
– Ничто не доставит мне большего удовольствия.
Франция
начало 1685
В начале 1685 года Джек несколько раз ездил из Парижа в Лион и обратно с вестями. Париж: английский король умер! Лион: продаются несколько губернаторских постов в Испанской Америке! Париж: Людовик тайно женился на мадам де Ментенон и подпал под влияние иезуитов. Лион: жёлтая лихорадка тысячами косит невольников на бразильских рудниках – золото должно подскочить в цене.
Это неприятно напоминало работу на других – тот самый наёмный труд, который Джек всегда почитал ниже своего достоинства. Сказать проще – очень смахивало на то, чем занимался Боб. Джеку приходилось напоминать себе, что на самом деле он не служит на посылках, а только притворяется, будто служит, чтобы подготовить коня к продаже, – а там банкиры пусть катятся к чёртовой бабушке.
Как-то не по-весеннему холодным мартовским днём на пути из Лиона в Париж ему встретилась бредущая навстречу колонна человек в пятьдесят. Все были обриты наголо и одеты в лохмотья; некоторые изорвали последнюю одежду на бинты, чтобы обмотать кровоточащие ноги. Руки у них были связаны за спиной, являя взглядам торчащие ребра в язвах и следах от бичей. Колонну сопровождали пять или шесть верховых лучников, которые легко могли настичь стрелой отставшего или беглеца.
Короче, очередную партию осуждённых гнали в Марсель. Однако эти люди выглядели куда хуже обычного. Как правило, галерник – это дезертир, контрабандист или вор, следовательно, крепкий молодчик. Колонна осуждённых, вышедшая из Парижа зимой, теряет в пути от холода, голода, болезней и побоев не более половины. Тем не менее эта партия – как и некоторые другие, встреченные Джеком по дороге, – состояла чуть ли не из одних стариков. Видно было: им не то что до Марселя – до ночлега не дотянуть. Осужденные оставляли за собой кровавые следы и еле передвигали ноги. Джек подумал, что таким манером они проведут не одну неделю в пути, который любой предпочёл бы свести к минимуму.
Он съехал на обочину, чтобы пропустить колонну. Один из стражников приблизился к отставшим, спокойно развернул
Несколько часов спустя, пропуская другую такую же колонну, Джек увидел мсье Арланка. Тот смотрел на Джека – обритый, с ввалившимися от голода щеками, тем не менее вполне узнаваемый.
Сейчас Джек ничего поделать не мог. Даже будь он при мушкете, лучник не дал бы ему сделать второго выстрела. Однако позже вечером Джек вернулся к постоялому двору в нескольких милях южнее того места, где встретил мсье Арланка, выждал в синей ночи, глядя, как кони, сердясь, выпускают ноздрями морозный пар, а когда охрана улеглась спать, подкупил сторожа и вместе с лошадьми въехал во двор конюшни.
Несколько гугенотов, совершенно голые, стояли прикованные цепью во дворе. Некоторые переступали с ноги на ногу, силясь согреться, остальные, судя по виду, были мертвы. Однако мсье Арланка среди них не оказалось. Сторож отворил засов на дверях конюшни, впустил Джека внутрь и (за ещё одну монетку) одолжил ему фонарь. Здесь Джек нашёл остальных каторжников. Самые слабые зарылись в солому, те, что посильнее, – в груды тёплого навоза по стенам. Среди последних был и мсье Арланк. Он мирно храпел, когда
