Ямамото по-прежнему пытается внушить свою мысль партнерам по большому японскому плану завоевать весь земной шар от Карачи до Денвера. Многие моряки повидали мир и сами во всем убедились, но армейские лишь резали китайцев и насиловали их женщин. Они думают, америкашки такие же, только более рослые и вонючие. Разуйте глаза, убеждает их Ямамото, Земля не просто большой Нанкин. Будь его воля, он бы издал приказ: каждый армейский офицер на время перестает резать первобытных дикарей в джунглях и отправляется в Тихий океан обменяться парочкой залпов с американским оперативным соединением. Тогда, может быть, они бы поняли, во что вляпались.

Вот о чем думает Ямамото вскоре после рассвета в Рабауле, протискиваясь вместе с ножнами в узкую дверцу бомбардировщика «Мицубиси G4M». Янки зовут самолеты этого типа «Бетти». Удивительная пошлость! Они и свои самолеты называют женскими именами, рисуют голых баб на священных орудиях войны! Будь у американцев самурайские мечи, они, наверное, покрывали бы их лаком для ногтей.

Поскольку самолет — бомбардировщик, оба пилота втиснуты в кабину над основной трубой фюзеляжа. Нос самолета — тупой купол металлических конструкций, идущих как параллели и меридианы, трапецоиды между ними закрыты прочным стеклом. Самолет развернут к востоку, стеклянный нос пылает неестественно яркими химическими отблесками зари. У японцев ничего не бывает случайно; надо думать, самолет повернут к Восходящему Солнцу для поднятия боевого духа. Адмирал забирается в кабину и пристегивается в таком месте, чтобы удобно было смотреть через стекло, как взлетает его «Бетти» и вторая, адмирала Угаки.

С одной стороны — бухта Симпсона, одна из лучших якорных стоянок в Тихом океане, асимметричное U в обрамлении четкой решетки улиц, среди которой, как бельмо в глазу, английский крикетный овал. С другой стороны, за хребтом — море Бисмарка. Где-то там покоятся несколько тысяч японских солдат, засоленных в покореженных корпусах транспортных кораблей. Еще несколько тысяч спаслись на спасательных плотах, но все их оружие и припасы пошли ко дну, так что теперь это только лишние рты.

И так уже почти год, с самого Мидуэя, когда американцы не клюнули на обманные маневры Ямамото, указывающие в сторону Аляски, а — на тебе! — отправили все оставшиеся авианосцы наперерез его флоту. Черт. Черт. Черт. Черт. Черт. Черт. Черт. Ямамото грызет ноготь на большом пальце, прямо через перчатку.

Теперь эти вонючие мужланы топят все до одного транспорты, которые армия шлет в Новую Гвинею. Дьявол! Их самолеты-разведчики повсюду — всегда появляются в нужное время и — ату! — над императорскими конвоями смыкаются кровавые клещи «конфедератов».

Два самолета летят на юго-восток, над оконечностью Новой Ирландии, к Соломонову морю. Впереди разбросаны Соломоновы острова — мохнатые нефритовые кочки посреди океана, в шести тысячах пятистах футах внизу. Две кочки поменьше, одна побольше. Место их следующей посадки — Бугенвиль.

Необходимо совершать инспекционные облеты, поднимать боевой дух на передовой. У Ямамото есть дела поважнее, поэтому он старается уложить в один день как можно больше неизбежных мероприятий. На прошлой неделе он оставил свою флотскую цитадель на острове Трук и вылетел в Рабаул, чтобы на месте руководить боевой операцией: волной массированных авианалетов на американские базы от Новой Гвинеи до Гуадалканала.

Воздушные налеты вроде бы успешны. Уцелевшие пилоты докладывают о большом количестве потопленных кораблей, о целых американских эскадрильях, уничтоженных прямо на взлетной полосе. Ямамото заранее знает, что все эти донесения на поверку окажутся непомерным бахвальством. Большая часть самолетов не возвращается — американцы вместе со своими не менее гнусными родичами, австралийцами, хорошо подготовились к налетам. Однако и в армии, и на флоте полно честолюбцев, которые из кожи вон лезут, чтобы преподнести Императору хорошие новости, пусть даже и не совсем правдивые. В итоге Ямамото недавно получил поздравительную телеграмму от самого государя. Его долг — облететь на «Бетти» расположение войск, помахать в воздухе священной телеграммой, передать бойцам благословение Императора.

Ноги болят адски. У Ямамото, как у всех остальных в радиусе тысячи миль, тропическая болезнь — в данном случае бери-бери. Это бич японцев и особенно моряков, потому что они едят слишком много очищенного риса, слишком мало рыбы и овощей. Нервные волокна изъедены молочной кислотой, поэтому руки дрожат. Слабое сердце недостаточно сильно гонит кровь, и ноги отекают. Ему надо несколько раз в день менять обувь, но здесь слишком тесно — мешает не только фонарь кабины, но и меч.

Они приближаются к воздушной базе Императорских военно-морских сил на острове Бугенвиль точно по расписанию, в 9.35. Сверху проносится тень; Ямамото, подняв глаза, видит в опасной близости самолет сопровождения. Кто этот кретин? Тут перед глазами возникает зеленый остров и синий океан: «Бетти» входит в крутое пике. Другой самолет проносится с ревом, заглушающим моторы «Бетти», и хотя это лишь стремительный росчерк, мозг фиксирует странный двухвостый силуэт: П-38 «Лайтнинг». Насколько адмиралу Ямамото известно, на вооружении японских ВВС таких нет.

По рации доносится голос адмирала Угаки из второй «Бетти», летящей у них в хвосте: он приказывает летчику Ямамото держать строй. Впереди только волны, бьющиеся о берег Бугенвиля, да стремительно приближающаяся зеленая стена леса. Ямамото моряк, а не летчик, но даже он знает: если во время боя не видишь перед собой самолетов, значит, плохи твои дела. Алые вспышки прочерчивают небо и уходят в туманные джунгли, «Бетти» начинает сильно дрожать. Периферическое зрение наполняется желтым светом: горит мотор. Пилот держит курс прямо на джунгли: то ли самолет потерял управление, то ли летчик уже убит, то ли его гонит атавистический инстинкт — скрыться, скрыться среди деревьев!

Они на горизонтальном полете входят в джунгли и на удивление долго летят, прежде чем во что-нибудь врезаться. Потом самолет с размаху ударяет в ствол красного дерева, как раненая ласточка — в бейсбольную биту, и Ямамото ясно — это конец. Фонарь вокруг адмирала разваливается, меридианы и параллели ломаются и гнутся, но это уже не самое страшное, потому что весь самолет объят пламенем. Кресло выпадает из разбитого купола и летит в пространство. Ямамото стискивает меч, чтобы не выронить священный клинок, не опозорить себя в последние мгновения жизни. Одежда и волосы в огне: он метеором летит через джунгли, сжимая меч своих предков.

Внезапно он кое-что понимает. Американцы совершили невозможное, взломали их коды. Это объясняет Мидуэй, объясняет море Бисмарка, Холландию, все. Это объясняет, почему адмирал Ямамото, вместо того чтобы пить зеленый чай и упражняться в каллиграфии под сенью прохладного сада, летит через джунгли со скоростью сто миль в час, преследуемый тоннами горящего металлолома. Надо сообщить, чтобы сменили коды!.. Вот о чем он думает, прежде чем врезаться головой в стофутовый ствол Octomelis sumatrana.

Когда Лоуренс Притчард Уотерхауз впервые за несколько месяцев вступает на священный берег Альбиона, он с изумлением видит повсюду слабые намеки на весну. Местные жители выставили вдоль набережной вазоны с какой-то докембрийской декоративной капустой. Зрелище не греет душу, однако придает местности мрачно-друидический вид. Впечатление, что видишь отголоски некой культурной традиции, из которой вдумчивый антрополог способен вывести существование настоящих деревьев и лугов значительно дальше к югу. Здесь их заменяют лишайники, которые, поддавшись общему духу, оделись в лиловато-серое и зеленовато-серое многоцветье.

Они со старым приятелем-вещмешком тузят друг друга до самого вокзала и занимают место в «кукушке» на Манчестер. Часа два она разводит пары, и у Лоуренса есть время подумать.

Он работает над задачей из области теории информации, возникшей недавно[44] в результате желания американского и английского флотов усеять атлантическое дно разбомбленными и торпедированными «коровами». Это толстые немецкие подводные лодки, наполненные топливом, провиантом и боеприпасами. Они болтаются в Атлантике, редко выходят на радиосвязь и служат плавучими базами снабжения, чтобы боевым подлодкам не возвращаться в порт для заправки и пополнения припасов. То, что их усиленно топят, хорошо для конвоев, но наверняка насторожит таких, как Рудольф фон Хакльгебер.

Обыкновенно, исключительно для проформы, союзники посылают самолет-разведчик, который якобы случайно обнаруживает «корову». Однако немцы, если отбросить их политическую слепоту, ребята