кроссвордов в одной из лондонских газет, а ныне — сотрудник Блетчли-парка. Теперь в комнате присутствуют больше половины людей из списка «Ультра-Мега».

Молодой аналитик продолжает:

— В 21.00 Вильгельмсхафен ответил радиограммой, в которой приказывалось немедленно допросить пленных. В 1.50 Бек сообщил, что, по его мнению, пленные принадлежат к некоему особому подразделению флотской разведки.

Пока он говорит, сидящим раздают только что отпечатанные машинописные экземпляры свежих расшифровок. Редактор отдела кроссвордов изучает листки, сильно наморщив лоб.

— Простите, может быть, об этом говорили до моего прихода, — произносит он, — но откуда вообще в этой истории взялось тринидадское торговое судно?

Чаттан взглядом затыкает Уотерхаузу рот и отвечает:

— Не скажу. — (Все смеются, как будто он только что удачно сострил на светском рауте.) — Однако адмирал Дениц, читая радиограммы, вероятно, тоже пребывает в недоумении. Мы бы предпочли, чтобы в этом состоянии он и остался.

— Дано: Первое, он знает, что потоплено торговое судно, — подает голос Тьюринг и загибает палец. — Второе: он знает, что несколько часов спустя там же оказалась британская субмарина, и она тоже потоплена. Три: он знает, что из воды вытащили двух наших людей и что они, вероятно, относятся к разведке. На мой взгляд, это довольно широкая категория. Однако из этих двух кратких сообщений он не сможет вывести, с какого из кораблей — торгового или подлодки — наши люди.

— Ну, это очевидно, разве нет? — говорит Кроссворд. — Они с подлодки.

Чаттан отвечает чеширской улыбкой.

— Ой! — восклицает Кроссворд. У всех глаза лезут на лоб.

— По мере того как Бек шлет новые радиограммы, увеличивается вероятность того, что Дениц узнает что-то для нас нежелательное, — говорит Чаттан. — Вероятность станет практически стопроцентной, когда U-691 доберется до Вильгельмсхафена.

— Поправка! — кричит раввин. Все вздрагивают. Наступает долгая тишина, пока старик медленно привстает, держась за стол трясущимися руками. — Существенно не то, шлет ли Бек радиограммы! Существенно, верит ли им Дениц!

— Замечательно! Очень умно! — говорит Тьюринг.

— Совершенно верно! Спасибо за уточнение, герр Кан, — произносит Чаттан.

— Простите, — вмешивается дон, — но с какой стати он им не поверит?

Опять наступает долгая тишина. Дон заработал решающее очко и вернул всех к мрачной реальности. Раввин начинает что-то жалобно бормотать, однако его прерывает громовой голос со стороны двери:

— ФУНКШПИЛЬ!

Все глаза устремляются на человека, который стоит в дверях. Это крепкий мужчина лет пятидесяти, совершенно седой, в толстенных очках, которые увеличивают глаза; по темно-синему пиджаку метет вьюга перхоти.

— Доброе утро, Элмер! — произносит Чаттан с натужной веселостью психиатра, входящего в палату буйнопомешанных.

Элмер делает шаг вперед и поворачивается к собравшимся.

— ФУНКШПИЛЬ! — громогласно повторяет он.

Уотерхауз гадает, глухой Элмер, пьяный или то и другое вместе. Элмер поворачивается ко всем спиной и некоторое время пялится в шкаф, затем с изумленным видом оборачивается к собравшимся.

— Я думал, тут будет доска, — говорит он с техасским акцентом. — Что за аудитория без доски?

По комнате пробегает легкий смешок: все пытаются понять, Элмер так шутит или абсолютно не в себе.

— Это называется «радиоигры», — объясняет рабби Кан.

— Спасибо, сэр! — быстро и обиженно отвечает Элмер. — Радиоигры. Немцы ведут их с начала войны. Теперь наш черед.

Несколько минут назад Уотерхауз с тоской думал, какое здесь все британское, чужое, и мечтал, чтобы появился хотя бы один американец. Теперь, когда это желание исполнилось, ему хочется уползти на четвереньках.

— Как играют в эти игры, мистер… э-э… — начинает Кроссворд.

— Зовите меня Элмер! — грохочет Элмер. Все шарахаются.

— Элмер! — говорит Уотерхауз. — Перестаньте, пожалуйста, кричать.

Элмер поворачивается в его сторону и дважды моргает.

— Игра проста, — начинает он обычным человеческим голосом, но тут же снова приходит в волнение и продолжает по нарастающей: — Достаточно радиопередатчика и пары музыкантов с хорошими руками и хорошим слухом! — Он уже орет. Машет рукой в угол, куда запихнули девушку-альбиноса в наушниках и музыканта с помадой на левом ухе. — Объясните про почерк, мистер Шейлс.

Ударник встает.

— У каждого радиста есть определенная манера выстукивания — мы зовем ее почерком. Опытные сотрудники радиоперехвата различают немецких радистов по почерку — мы можем, например, сказать, когда кого-то из них переводят в другое подразделение. — Он кивает на девушку-альбиноса. — Мисс Лорд перехватывала многие радиограммы с U-691 и знает почерк их радиста. Более того, у нас есть записи последних сообщений с U-691, сделанные при помощи проволочного самописца, и мы их внимательно изучили. — Ударник собирается с духом и заканчивает: — Мы убеждены, что я могу подделать почерк U- 691.

Вступает Тьюринг:

— А поскольку мы взломали «Энигму», мы можем составить какое угодно сообщение и зашифровать его так, как это сделала бы U-691.

— Превосходно! Превосходно! — восклицает один из министерских чиновников.

— U-691 будет по-прежнему слать свои сообщения, — напоминает Чаттан. — Мы бессильны этому помешать, разве что сумеем ее потопить, к чему сейчас прилагаются все усилия. Однако мы можем существенно замутить воду. Рабби?

Раввин снова начинает подниматься. Все замирают, ожидая, что он упадет, но ничего такого не происходит.

— Я составил сообщение на немецком флотском жаргоне. В переводе на английский там говорится примерно следующее: «Допрос пленных продвигается медленно испрашиваю разрешения применить пытки», потом несколько X в ряд и слова: «ОСТОРОЖНО ЗАСАДА U-691 ЗАХВАЧЕНА БРИТАНСКИМИ ДЕСАНТНИКАМИ».

Все ахают.

— А что, талмудисты обычно изучают современный немецкий сленг? — спрашивает оксфордский дон.

— Мистер Кан полтора года анализировал расшифровки в четвертом корпусе, — говорит Чаттан, — и назубок знает все их словечки. Мы зашифровали сообщение мистера Кана сегодняшним ключом «Энигмы», и мистер Шейлс имел время с ним попрактиковаться.

Мисс Лорд встает, как девочка, отвечающая урок в викторианской школе.

— Могу подтвердить, что исполнение мистера Шейлса неотличимо от манеры U-691.

Все глаза устремляются на Чаттана. Тот смотрит на старперов из Бродвей-билдингс. Они по-прежнему на телефоне: излагают происходящее кому-то, кого явно боятся до судорог.

— Разве у фрицев нет пеленгаторов? — спрашивает дон, словно выискивая огрехи в студенческой работе.

— Их пеленгаторная сеть куда хуже нашей, — отвечает один из молодых аналитиков. — Маловероятно, что они станут триангулировать сигнал, как предполагается, с их собственной подлодки, а поэтому вряд ли поймут, что передача ведется не из Атлантики, а из Бекингемшира.

— Тем не менее, мы предусмотрели такую возможность, — добавляет Чаттан, — и условились с несколькими нашими кораблями, а также рядом самолетов и наземных формирований, что они наполнят эфир переговорами. К началу ложной трансляции с U-691 немецкие пеленгаторные станции будут