Не туда смотришь, – законный приподнял руку.

Невдалеке от амфитеатра высилась башня со смотровой площадкой. То ли старая пожарная каланча, то ли заброшенная диспетчерская речного порта. Николай не сразу заметил на площадке человека – лишь когда тот пошевелился, меняя позу.

– Снайпер, – выдохнул Карл, – и на других высоких зданиях то же самое. Как на зоне. Дубаки и вышки, вышки и дубаки. Ни хрена не поделаешь, пока президенты в городе, тут не развернешься.

Николай уже смирился с тем, что в Витебске, скорее всего, Мальтинский даже не заметит, что к нему пытались подобраться. Но Карл, похоже, еще питал какие-то надежды на этот счет, он беззвучно шевелили губами.

От мельтешения сценических лазеров, сполохов огромного плазменного экрана над сценой рябило в глазах. Над головами зрителей то и дело проносилась на телескопической штанге операторского крана телекамера. На сцене стало почти совсем темно, только слабый зеленый цвет лился на фотографические декорации, повторявшие центральную площадь города. По амфитеатру шарили прожектора. Телекамера на штанге гонялась за световыми пятнами, замирала, взмывала к ночному небу.

Мальтинский сидел, удобно расположившись в кресле с подлокотниками. В руке он сжимал стакан с холодной минеральной водой.

«Ну вот, – промелькнула мысль, – я добился почти всего, чего хотел. Рядом со мной министры, крупные бизнесмены. Я нужен им, замены мне нет. Менты и чекисты ловят всякую мелюзгу, а люди серьезные – неприкасаемы. И я теперь один из них».

Рассеянный взгляд Мальтинского застыл на огромном плазменном экране. Сменялись картинки. Лицо певца с поднесенным к самым губам микрофоном исчезло, вместо него появилось глуповатое лицо красивой блондинки из зала – девушка подпевала и хлопала в ладоши. Камера скользнула, прошлась по рядам, и Мальтинский вздрогнул. С экрана на него и на весь амфитеатр смотрел Карл. Взгляд умных, хитрых глаз завораживал. Пальцы сами собой дрогнули, сжались, тонкостенный стакан хрустнул в руке.

– Что с вами? – спросил замминистра обороны.

А на плазменном экране уже вовсю вертелись девушки из группы подтанцовки. Карл исчез.

– Ничего, показалось, – Мальтинский и сам не был уже уверен, что видел именно Карла, камера показывала его всего пару секунд.

Он шарил взглядом по огромному, то погружавшемуся в темноту, то залитому цветным светом амфитеатру. Тысячи людей…

– Показалось, – шептал Семен Борисович, – ну конечно же, показалось.

Ведущие – высокий блондин в искрящемся костюме и худощавая брюнетка в ярко-красном платье в два голоса объявили выход новой номинантки – сербской певицы Ивоны Обилич. Вчера и сегодня интервью с ней успели дважды показать в вечерних новостях, и публика, подбадриваемая блондином, разразилась аплодисментами, кто-то засвистел.

Певица томно повела обнаженными плечами и запела. Слов зал почти не понимал, пела она по- сербско-хорватски. Но в мелодии стилизованной народной песни чувствовалась тысячелетняя глубина. Непонятные, но близкие по звучанию родные слова проникали в души. Николай почувствовал, как у него предательски увлажнились глаза. И без перевода было понятно, что песня о любви, как всегда, несчастной и неразделенной.

– Ты смотри, – прошептал Карл.

– Хорошо поет. И голос, и душа у нее есть, – ответил Бунин.

– Снова не туда смотришь.

Бунин проследил взгляд Карла – в ложе Мальтинский подпер голову рукой и сентиментально улыбался. Его масляные глаза буквально пожирали певицу, одетую в короткую полупрозрачную накидку – материя топорщилась под напряженными сосками.

– Да он ее просто взглядом трахает, – хмыкнул Карл.

Госсекретарь подозвал охранника, шепнул ему на ухо, тот кивнул и, подхватив букет с журнального столика, заспешил из ложи к сцене.

– Идем. Быстро, – законный торопил Бунина.

Президенты, открывшие фестиваль, уже покинули амфитеатр и город, охраны в нем значительно поубавилось. Карл с Буниным оказались у поручней заграждения. Желающих уйти с концерта до этого момента не наблюдалось. Омоновец с короткой резиновой дубинкой отодвинул сваренный из труб барьер и без лишних слов выпустил Карла и Николая. Они влились в толпу, обступившую подходы к амфитеатру.

– Где служебный выход? – поинтересовался законный у молодых девушек с раскрашенными во все цвета радуги лицами.

– Какой?

– Откуда артисты выходят.

– Сзади от сцены, – не задумываясь, ответила девушка, она со своей подругой успела изучить все входы и выходы в надежде пробраться в зал.

По засыпанным пустой одноразовой посудой, пивными пробками ступенькам Карл и Бунин сбежали к набережной, куда выходили служебные помещения сцены. Группы фанатов с портретами любимых певцов и певичек поджидали, когда подъедет очередной автомобиль. Менты пропускали за оцепление только тех, у кого был бейдж участника, журналиста или обслуги сцены.

– Не пробьемся.

Подъезд к крыльцу перекрывали солдаты внутренних войск, сдерживали молодежь. Карл даже не увидел, кто покидает здание, началась давка, радостные крики, счастливцы, кому удалось ухватить автограф, держали карточки, программки с росчерками любимца высоко над головами, десятки рук тянулись к ним.

– Обилич, следующей выйдет Обилич, – прошел не очень возбужденный шепоток среди фанов. Сербка интересовала девчонок и мальчишек куда меньше, чем российские звезды.

Карл вытащил из кармана пиджака черные очки, вручил Бунину.

– А теперь вперед.

Еще не поняв, во что его втравливает законный, Николай, выставив перед собой руки, раздвигал толпу молодежи.

– Слепого, слепого пропустите… – кричал из-за его спины Карл и ввинчивался следом.

Через пару минут Карл и Николай уже были у ограждения.

К крыльцу подъехал черный «мерс» с тонированными стеклами, дородный мужчина в костюме распахнул дверцу. На ступенях появилась Ивона Обилич, на ней уже было надето обычное вечернее платье, к глубокому декольте был криво прицеплен бейдж с фотографией, сценический костюм вслед за Обилич несла помощница. Из-за ограждения к Ивоне потянулись руки с программками, обложками от магнитофонных кассет.

– Автограф… Распишись… Подойди… – слышались голоса.

Певичка остановилась. Мужчина у автомобиля торопил ее. Уставшая после выступления Ивона смотрела на поклонников, лица сливались в одну неразличимую массу. Среди сгрудившихся у ограждения резко выделялись двое: солидный мужчина в годах с суровым умным лицом и слепой парень. Певица и шагнула к ним.

– Ты хотел мой автограф, – с легким акцентом произнесла Ивона и словила руку Николая, – на чем тебе расписаться?

– Вот, пожалуйста, – Карл прижал блокнот к трубе заграждения и подал чернильную ручку, – я его поводырь.

Ивона нагнулась, черканула на страничке – «Славянский базар» и поставила подпись.

– Спасибо, вы так хорошо пели… – искренне восхитился Бунин и мгновенно осекся, заметив, что бейдж с фотографией уже куда-то исчез с груди певицы и тут же краем глаза увидел, как Карл что-то прячет в карман пиджака.

Выбраться из толпы поклонников оказалось значительно проще, чем забраться в нее. Карл застегивал пуговицы пиджака и расправлял складки.

– Давка, как в переполненном трамвае, – подмигнул он Николаю, – где давка, там и работать легче.

– Зачем тебе это?