спасшиеся некоторое время молча лежали, предаваясь своим мыслям. Видимо, они слишком были заняты этим, иначе обратили бы внимание на негромкие странные звуки, которые изредка раздавались из глубины оазиса. Эти звуки напоминали стоны. Но если пристально не вслушиваться в них, они просто растворялись в шелесте пальмовых листьев…

Крыжовников сидел в своем кабинете и одним пальцем крутил маленький глобус, всегда стоявший на его столе. Его мысли были отнюдь не радостные. Все более они приводили его к выводу, что произошло непоправимое. Шансов, что кто-то выжил в авиакатастрофе, практически не было. Павел Семенович не верил в чудеса, он всегда опирался только на свой разум, и иррациональное было ему чуждо. А его разум подсказывал, что Алины и Толика нет в живых. Но больше всего он чувствовал боль оттого, что никогда не увидит Савичева, которого любил как сына. Об этом, кроме его супруги, никто не знал, Крыжовников никогда не демонстрировал это чувство перед остальными, да и перед Савичевым тоже. Наоборот, он всегда давал ему самые сложные дела, считая при этом, что это только пойдет Олегу на пользу, но в то же время незаметно опекал его. Он действительно любил его как родного сына, тем более что родных детей у Крыжовникова не было. Тайком от всех он несколько месяцев назад посетил нотариуса и оформил все свое имущество, включая фирму, на имя Савичева. Они с супругой давно это решили – она тоже относилась к Олегу очень тепло, и когда тот по каким-либо причинам оказывался у них дома, баловала его различными угощениями, да и перед мужем защищала, когда Павел Семенович слишком рьяно напирал на Савичева. И вот теперь такое. Никто, кроме него самого, не знал, что происходит в его душе. Нет, Крыжовников не мог даже представить, что больше не увидит своего балагура.

В это время в кабинет, тихо отворив дверь, вошла Оля. В руке она держала маленький поднос с чашкой крепкого кофе. Последние сутки шеф пил его постоянно.

– Ничего нового не слышно, Павел Семенович? – произнесла она, ставя чашку перед шефом. Этот вопрос Оля задавала уже в сотый раз.

– Нет, пока ничего, – ответил шеф. – Уже поздно, ты иди домой, я еще побуду здесь. – За окном действительно было темно.

– Павел Семенович, я останусь, мне тут будет как-то спокойнее. – На лице девушки тоже была видна тревога.

– Как хочешь, – тихо сказал шеф и сделал глоток кофе. Но не успел он поставить чашку, как зазвонил его телефон. Павел Семенович быстро схватил трубку: – Да, Крыжовников.

– Павел Семенович, – услышал он голос Юрчина, – меня только что проинформировали о том, что рыбацкая шхуна подобрала пятерых людей в районе катастрофы. Все они живы, и среди них есть девушка; правда, точного описания пока нет. Двое из них в тяжелом состоянии. Их всех сейчас переправляют в больницу, кажется, в Ходейду. На данный момент поиски прекращены в связи с наступлением ночи, но рано утром возобновятся. Говорят, если есть еще живые, то шансы немалые, море там очень теплое. Да, я собираюсь послать туда человека, чтобы он узнал о спасенных. Возможно, это наши ребята, я так на это надеюсь.

– Это очень приятная новость, Аркадий Валентинович, я тоже надеюсь, что наши надежды оправдаются. Завтра я к вам заеду узнать о последних событиях. Доброй вам ночи.

– И вам того же. Может, она действительно будет доброй, – Юрчин положил трубку.

Все это время Оля стояла рядом и нетерпеливо глядела на шефа, и как только тот положил трубку, выпалила:

– Что там нового, их нашли?!

– Нашли несколько живых, но конкретно кого, пока неизвестно. Думаю, утром это прояснится. Наконец- то хоть одна хорошая новость за весь этот кошмарный день, – в эту фразу шеф, наверное, вложил всю свою душу. – Оля, возьми у меня в шкафу бутылку коньяка и два фужера; давай с тобой немного выпьем за то, чтобы все это хорошо закончилось.

– С большим удовольствием, Павел Семенович. – Ольга, быстро взяв бутылку, плеснула в бокалы.

– За удачу, – чокаясь, произнес шеф.

– За удачу, – ответила Ольга и пригубила коньяк.

Алина проснулась от холода. Он был настолько силен, что все ее тело было покрыто мурашками, и только огромная усталость предыдущего дня не позволила ей проснуться еще раньше. Она осмотрелась вокруг, но из-за кромешной темноты увидеть многого не смогла. Однако она услышала, как в стороне, где лежал Савичев, кто-то усердно растирал себя руками.

– Олег, это ты? – спросила Алина.

– Он самый. Кого же еще так могут наказывать боги, как не меня? Днем чуть не зажарили живьем, а ночью делают из меня пингвина. Нет, честное слово, экстрима мне, похоже, надолго хватит.

– Действительно очень холодно. Я сама вся дрожу. Как жаль, что у нас нет огня!

– Да, костерок сейчас был бы очень кстати, и толстое ватное одеяло тоже. Чего доброго, еще насморк в пустыне получишь.

– Олег, надо посмотреть, как там Джеймс, ему еще труднее, чем нам.

– Сейчас посмотрю.

В темноте послышалось легкое шуршание, а затем более отчетливо хлопки ладонями.

– Ну же, дружище, давай приходи в себя, – Савичев усердно пытался привести пилота в чувство.

– Что там, Олег? – спросила Алина, руками ища своих спутников.

Наконец она нащупала плечо Савичева. Тот, не останавливаясь, тер ладонями щеки, лоб Джеймсу, но пока терпел неудачу, Джеймс был без сознания. Так продолжалось минут десять. Тогда Олег в темноте нащупал руку пилота – она была ужасно холодна – и стал искать пульс. И тут ему стало понятно, что его усилия являются абсолютно напрасными.

– Да когда же это все закончится? – бросил в сердцах Савичев. Смерть штурмана его сильно огорчила.

– Как же так, Олег? Он даже нам не пожаловался, а просто тихо ушел, – с сожалением всхлипнула Алина.

– Настоящие мужчины так и умирают – они никогда не жалуются. Я еще вчера видел по сильному кровотечению, что у него все внутренности отбиты. Ему наверняка было очень больно, но он почти не стонал. Я еще подумал, дотянул бы до утра – но, видно, не судьба.

Пытаясь привести в чувство Джеймса, Савичев совсем забыл про холод. Теперь же вновь начал чувствовать наступающий холод, а Алина уже откровенно дрожала.

– Что же нам делать? – спросила она. – До утра я, наверное, превращусь в льдинку…

Савичев молчал пару минут, видно, думая над тем, как прореагирует Алина на его предложение:

– Алина, у меня есть идея. Но у нее есть своя особенность, поэтому отнесись к ней всего лишь как к необходимости, не более того. Я предлагаю собрать все листья и накрыться ими, предварительно прижавшись плотнее друг к другу. Наверное, ты сочтешь эту мысль не совсем приличной, что ли, но иной у меня просто нет.

Алина, немного помолчав, ответила:

– Знаешь, Олег, я стараюсь с предрассудками не дружить, к тому же я ужасно замерзла. – И она первая стала собирать раскиданные вокруг листья, ища их на ощупь. Савичев тоже присоединился к этому занятию.

Собрав все, что было можно, они, прижавшись друг к другу, постарались посильнее закопаться в этом ненадежном покрывале. Конечно, несмотря на все их усилия, совсем избавиться от холода они не смогли, но все же озноб был не таким сильным. Савичев, учитывая не совсем обычное их положение, счел необходимым слегка поострить. Да и разговор несколько отвлекал их от смерти пилота.

– Наверное, первый раз в своей жизни вот так безобидно лежу в обнимку с такой красивой девушкой.

– А тебе что, со многими приходилось лежать в обнимку? – с явной иронией спросила Алина.

– Некорректный вопрос. Если скажу со многими, то подумаешь, что я хвастун или бабник, а если скажу, нет, то все равно не поверишь. Вывод – сделаем вид, что этот вопрос ты мне просто не задавала, – дипломатично ушел от прямого ответа Савичев. Подружек у него действительно хватало, но распространяться на эту тему ему совсем не хотелось.

– Ах, вот как, – Алина с напускной обидой ткнула кулачком в грудь Олега. Она, конечно же, ожидала