— Конечно. Скорее всего мирские власти пришли к иерархам Тредегара и сказали: «Дайте нам четверых лучших ребят». И теперь Джезри там.
Я затряс головой.
— Ты должен гордиться… немножко, — осторожно сказала Корд.
Я закрыл лицо руками и вздохнул.
— Джезри выпало лететь к инопланетянам. Мне — ехать на поезде с металлическим ломом. — Тут я отнял руки от лица и посмотрел на Гнеля. — Что ты знаешь о небесном эмиссаре?
Гнель заморгал. Я так долго уходил от разговоров о религии, а теперь задаю прямой вопрос! Его брат с шумом выдохнул и отвёл глаза, как будто сейчас перед ним лоб в лоб столкнутся два кузовиля.
— Это ересь, — тихо ответил Гнель.
— Да, но для вас ведь почти все еретики, да? — сказал я. — Нельзя ли поконкретнее?
— Ты не понял, — сказал Гнель. — Они не просто еретики. Они откололись от моей скинии. От
Он глянул на Юла.
Корд ткнула того локтем на случай, если он не расслышал.
— Вот как? — удивился я. — От проблитов?
Для остальных это тоже было новостью.
— Нашу религию основал светитель Блай, — объявил Гнель.
— До или после того, как вы съели его пе…
— Это ложь! — возмутился Гнель. — Её сочинили, чтобы выставить нас первобытными варварами!
— Человеческую печень очень трудно поджарить, не повредив, — вставил Юл.
— Ты хочешь меня уверить, что светитель Блай стал богопоклонником? Как Эстемард?
Гнель помотал головой.
— Жаль, что ты не успел толком поговорить с Эстемардом. Он не богопоклонник в твоём понимании или в моём. И светитель Блай тоже. И вот тут мы расходимся с небесным эмиссаром и его людьми.
— Они считают, что Блай был богопоклонник?
— Да. Для них он вроде пророка. Якобы он открыл доказательство бытия Божьего, и за это его отбросили.
— Смешно. Если бы кто-нибудь и впрямь доказал бытие Божье, мы бы сказали: «Отличное доказательство, фраа Блай» — и начали верить в Бога.
Гнель посмотрел на меня холодно, давая понять, что не верит ни единому моему слову.
— Так или иначе, — сказал он, — небесный эмиссар придерживается иной версии.
Мне вспомнился вечер накануне аперта и обсуждение иконографий.
— Типичная брумазианская иконография, — сказал я.
— Что?
— Небесный эмиссар утверждает, что в матическом мире действует тайный сговор.
— Да, — ответил Гнель.
— Сделано некое великое открытие — в данном случае доказано бытие Божье. Простые честные инаки хотели бы сообщить об этом всем, но их жестоко подавляет верхушка, которая пойдёт на всё, чтобы сохранить тайну.
Гнель хотел сказать что-то осторожное, но Юл его опередил:
— В точку.
— Плохо дело, — сказал я. — Иконографии, построенные на теории заговора, самые неистребимые.
— Не говори, — произнёс Самманн, глядя мне в глаза.
Я смутился и замолчал.
Корд сказала:
— Существование Двоюродных по-прежнему держат в секрете, поэтому мы не знаем, что думает о них эмиссар. Но угадать можем. Для него это…
— Чудо, — сказал Юл.
— Посланцы из иного мира, не такого испорченного, как наш, — предположил я.
— И где нет гнусного заговора, — подхватила Корд. — Они пришли сообщить нам истину.
— А зачем в таком случае они светили лазером на Три нерушимых? — спросил Самманн.
— Объяснение будет зависеть от того, известно ли эмиссару, что в Трёх нерушимых захоронены все ядерные отходы, — сказал я.
— Что?! — воскликнули оба Крейда.
— Даже если люди небесного эмиссара об этом знают, — сказала Корд, — они наверняка придумали более духовное объяснение.
Гнель ещё не вполне оправился от услышанного, тем не менее счёл нужным сообщить:
— Небесный эмиссар убеждён, что милленарии хорошие.
— Конечно, — сказал я. — Они знают истину, но не могут её сообщить, потому что плохие столетники и десятилетники их не выпускают. Правильно?
— Да, — ответил Гнель. — Значит, он истолкует лазерный свет как…
— Благословение, — сказала Корд.
— Добрый знак, — сказал я.
— Приглашение, — сказал Юл.
— Н-да, ну и сюрприз его ждёт! — с удовольствием воскликнул Самманн.
— Возможно. Наверное. Надеюсь только, это не будет неприятным сюрпризом для Джезри, — сказал я.
— Для Джезри, который сволочь? — уточнила Корд.
— Да. — Я хмыкнул. — Для Джезри, который сволочь.
Я страшно радовался, что избежал проповеди со стороны Ганелиала Крейда, но тут у меня оборвалось сердце, потому что Корд спросила: «И в чём же небесный эмиссар разошёлся с твоей верой, Гнель?» Конец предложения прозвучал малость приглушённо, потому что Юл шутливо заткнул ей рот, и моя сестра говорила, отогнув его пальцы.
— Мы читаем писание на древнебазском, — сказал Гнель, — и ты думаешь, что мы — примитивные фундаменталисты. Может, в этом смысле мы и впрямь такие. Но мы не слепы к тому, что происходило в матическом мире — старом и новом — последние пятьдесят веков. Слово Божье неизменно. Писание, которое мы читаем, не испорчено редактурой и переводом. Однако людские знания меняются. Вы, инаки, хотите постичь Божье творение, не прибегая к тому, что сам Бог открыл человечеству шесть тысяч лет назад. На наш взгляд, вы подобны людям, которые выкололи себе глаза и теперь пытаются исследовать новый континент. Ваша слепота очень вам мешает, но благодаря ей вы, возможно, развили в себе чувства и способности, которых нет у нас.
После непродолжительного молчания я сказал:
— Сейчас я заткнусь и не стану перечислять, в чём ты не прав. Суть, если я понял, в том, что мы не дурные и не заблудшие. Ты уверен, что в конце концов мы согласимся с писанием.
— Конечно, — сказал Гнель. — К этому всё должно прийти. Однако мы не думаем, что существует тайный заговор с целью скрыть истину.
— Он считает, что вы честно ошибаетесь! — перевёл Юл. Гнель кивнул.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал я.
— Мы сохранили записные книжки светителя Блая, — продолжал Гнель. — Я их читал. Очевидно, что он не стал богопоклонником.
— Прости, — начал Самманн (он всегда так говорил, когда собирался сказать кому-нибудь гадость), — но разве не бред, что кучка богопоклонников основывает свою религию на текстах заведомого атеиста?
— Мы солидарны с его целями, — нисколько не обиделся Гнель. — С его стремлением к истине.
— Так вы же и без того знаете истину!
— Мы знаем истины, изложенные в писании. Те истины, которых в нём нет, мы ощущаем, но не знаем.
