– Пей! – приказал фельдшер, протягивая стакан и пристально следя за незнакомцем.

– Спирт? – спросил тот и бросил вопросительный взгляд на друга за спиной.

– Спирт, – подтвердил врач.

Андрей давно не видел, чтобы так пили. Парень влил в себя содержимое стакана, ни разу не поморщившись. Он заглотнул спирт несколькими движениями, словно факир, и отдал назад пустую посуду.

Фельдшер многозначительно хмыкнул, но на всякий случай решил уточнить:

– Водку будешь?

– Я с другом.

– Хватит на всех. Заходи.

Гость протянул ладонь и представился:

– Владимир.

– Андрей, – в свою очередь сказал врач и добавил, подражая чеховским героям: – Андрей Софронович Петров. Фельдшер.

Вовка кивнул.

– А это мой друг Паша, – отрекомендовал Гуляй Дробина, с мрачным видом наблюдавшего со стороны за происходящим.

Достаточно было беглого взгляда на Пашку, чтобы понять, кто из них двоих болен. Дробин осунулся. На бледном лице играли нервные желваки. В мутных от бессонницы глазах читались тоска и недоумение. Так смотрит корова, идущая на убой. Внезапно свалившаяся на него хворь казалась смертельной не сама по себе, а от того, что случилась так некстати. «Подхватить венерическую болезнь по пути к логову Эмира, – откомментировал новость о появившихся у друга болях в области паха Гуляй, – могло только существо, несдержанное в своих желаниях». Было решено пока ничего не говорить Святому, а попробовать отыскать знающего врача на стороне. Очень скоро приятели убедились, что сделать это не просто. Времени на поиски не оставалось. О том, чтобы обратиться в кожвендиспансер, не могло быть и речи. В отчаянии Дробин носился по гостинице, где остановилась команда Стэллы, чтобы свести счеты с заразившей его подругой. Имени девчонки Паша не знал. Вдобавок оказалось, он не совсем точно помнил, как она выглядела. Точнее, совсем не помнил, не считая одной подробности.

– У нее под правой грудью большая родинка, – почти умоляюще объяснял Дробин Вовке. – Очень красивая, похожая на сердце.

– И что, нам теперь следует посрывать бюстгальтеры со всех здешних телок?! – бушевал Гуляй. – Нет, я, конечно, не против. Но, во-первых, где гарантия, что ты еще чего-нибудь не подхватишь, а во-вторых – зачем? Морду бабе набьешь, покалечишь! Так пользы от этого никакой. Крик только лишний поднимется. И потом, может, ты и не заразился вовсе.

– Как не заразился? Болит ведь! – жалобно тянул свое Пашка.

– Болит! Поболит, поболит и отвалится, – пошутил Гуляй, за что тут же получил удар под дых.

Придя в себя, Вовка раздобыл где-то адрес местного подпольного светила. Этим светилом и оказался опальный в прошлом уролог.

– Раздевайся! – отдал Пашке короткую команду Петров, когда они поднялись в квартиру.

Дело происходило в зале. Гуляй, чтобы не смущать друга, удалился на кухню готовить закуску.

– Рубашку можешь не снимать, – заметил фельдшер совсем потерявшему ориентацию Пашке, надкусывая большую зеленую грушу.

Врач отложил грушу на столик, рядом с пистолетом.

– Минет любишь? – спросил он, и, пока Дробин беззвучно шлепал губами, собираясь с мыслями, Петров сам сделал вывод: – Да кто ж его не любит?!

Пашка молча согласился.

– Давно болит? – последовал новый вопрос.

– Дня три.

Врач недоуменно поднял глаза:

– Вы, батенька, когда любовью занимались?

– Тогда и занимался.

– А до этого?

– До этого он исключительно самоудовлетворялся! – донеслось из кухни.

Закончив осмотр, Петров вынес вердикт:

– Абсолютно здоров.

– Здоров? – недоуменно переспросил Дробин, так, что сразу было не разобрать, рад он или нет.

– Однозначно! Можно, конечно, взять мазки на анализы и так далее. – Андрей мыл руки в ванной. – Это еще дня два. Пожалуйста, если у вас есть время.

Времени у друзей не было. Из-за дождей в горах начались оползни. Некоторые районы уже оказались отрезанными от внешнего мира. Как обычно, вдобавок к природным стихиям в самой столице начали разгораться политические страсти. Два местных клана, к одному из которых принадлежал президент, а другой еще со средневековья держал под собой северные провинции, решили породниться. Президент собирался выдать замуж сразу двух своих племянниц. В качестве женихов выбор пал на сыновей Мохамеддина – человека, не без основания считавшегося вторым лицом в стране. Трудно было переоценить последствия подобного союза вчерашних заклятых врагов для республики. Не секрет, что династические браки спасли в прошлом не одно государство от окончательного развала и гибели. Проблема заключалась, однако, в представителях других родов, видевших в подобном союзе смертельную опасность для себя. Все шло к новой вспышке гражданской войны.

Оказалось, что вопросы политики мало волнуют Петрова. Он отказался от денег, которые ему предложил за помощь Вовка, но взамен потребовал выпить вместе с ним.

– Не верьте, если вам скажут, будто доктора черствые и бесчувственные! – кричал Андрей, заливаясь пьяными слезами. – Мы просто очень одинокие люди! А все почему?

– Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, – ответил Гуляй.

– Я тоже, – добавил счастливый Пашка, небрежно развалившийся на диване.

После третьего стакана он ощущал себя окончательно выздоровевшим.

Фельдшер гневно стучал кулаком по столу, отчего бутерброды на подносе подпрыгивали и переворачивались в воздухе.

– Врач, – кричал он громче прежнего, – врач ведь, как свеча, которая светит другим! Его собственная жизнь принадлежит больным!

– Сердце отдаю детям, – напомнил Гуляй.

Глаза Петрова лихорадочно заблестели. Он воспылал вдохновением к длинным разговорам о долге и клятве Гиппократа. В конце концов выяснилось, что Гиппократ был евреем, но только греческим, клятв никаких не давал, а народ местный лечил кое-как. За это Андрей Софронович Петров теперь прозябает среди азиатов, чтобы собственным примером смыть позор с благородной и древней профессии, и что уважать следует только двух докторов – Боткина и Склифосовского, а Павлов ненавидел собак лютой ненавистью, так как гимназистом его покусал пудель. Фельдшер как раз собирался научно опровергнуть досужие домыслы о вреде анальгина, когда выяснилось, что закончилась водка.

– Что, совсем не осталось? – не поверил Вовке хозяин квартиры, и они вместе полезли в холодильник.

Но водки действительно не было.

Сломленный выпавшими на его долю за последние несколько дней испытаниями, Пашка Дробин спал, свернувшись калачиком на диване. Рядом, за опустевшим столом, сидели Вовка и Андрей. Наконец фельдшер сказал:

– Необходимо продолжить банкет.

Гуляй согласился.

– Может, переместимся в ресторан? Я угощаю.

– В этом городе ночью легче уколоться, чем напиться по-человечески. Вы в Москве привыкли жить на широкую ногу, а здесь другая жизнь, со своими правилами.

Андрей замолчал и вдруг, заговорщицки улыбнувшись, спросил: