понимая, что прикасается к истории.

Заштопанная в нескольких местах широкими мужскими стежками, куртка явно побывала не в одной передряге. Судя по отношению хозяина – Стерлинг смотрел на нее затуманенными воспоминаниями глазами, игнорируя парадный мундир с пестрыми ленточками регалий, – эта истрепанная одежда давно стала реликвией.

На правом боку Святой разглядел застиранное бурое пятно, оставленное кровью. Вспоротая, по- видимому, осколком ткань была зашита черными суровыми нитками. Точно так же пришит поблекший нарукавный шеврон: орел, заключенный в круг, распростер крылья над автоматом «томпсон» – оружием британских парашютистов, а внизу под ним композицию дополняли два вертикально стоящих снаряда. Над кругом располагалась дуга, составленная из букв, идущих вслед за одной-единственной цифрой.

Святой бережно подхватил рукав куртки, переместив ладонь под шеврон. Напрягая зрение, он прочитал вслух:

– «Намбер уан Лонг Рэйндж Демолюшн Скуадрон…» Номер один Истребительный отряд дальнего действия. – Святой машинально перевел надпись на русский язык.

Читая немой вопрос в глазах своего молодого собеседника, Стерлинг аккуратно сложил куртку, жестом попросил следовать за ним. Перейдя в комнату, служившую гостиной, он приспустил жалюзи, придвинул плетеное кресло к круглому столу, на который выставил пузатую бутылку. Нарушая железный распорядок – до ужина англичанин не брал в рот крепких напитков, – Стерлинг разлил коньяк, но вопреки обыкновению не стал дегустировать, а выпил в русском стиле, одним глотком.

Откинувшись на спинку кресла, старик уперся взглядом в потолок. Выдержав паузу, он заговорил:

– Знаешь, как по ночам холодно в пустыне?! Холод пронизывает до костей даже под шерстяным одеялом… Я оказался в Египте после рождественских праздников, в самом начале сорок второго года. Зеленый, необстрелянный юнец, воображавший войну романтическим приключением с погонями и перестрелкой. – Стерлинг пригубил коньяк. – Наше положение было паршивым. Мы, попросту говоря, драпали, как перетрусившие крысы, и гибли под гусеницами германских танковых дивизий…

Любимец Гитлера, командующий Африканским корпусом генерал Роммель, чехвостил наши войска в хвост и в гриву. Его танки рвались через Ливийскую пустыню в глубь Египта, намереваясь затем пробиться через Палестину в Ирак, куда шли на соединение немецкие армии, захватившие Северный Кавказ и юг России.

Пальцы Стерлинга вычерчивали схемы, направления ударов, разорванные немцами оборонительные линии. Со стороны он мог показаться безумным художником, воплощающим на поверхности стола свои буйные фантазии.

– Мы испытывали панический страх перед Роммелем. Солдаты запугивали друг друга легендами о Лисе Пустыни, танки которого появлялись внезапно и неуклонно выполняли намеченное, а когда отходили, по сторонам дороги, прикрывая их, стояли эти ужасные пушки восемьдесят восьмого калибра! Низкие, отлично замаскированные среди барханов за сухими кустами, они прошивали снарядами броню наших танков, как лист бумаги. Танки горели, словно спичечные коробки! – Стерлинг передернул плечами, взволнованный воспоминаниями.

Завороженный рассказом, Святой не перебивал, представляя пустыню, кровь на песке, объятые пламенем машины, атакующих солдат.

Старик опустил голову и, казалось, задремал, но его ладонь разглаживала нарукавный шеврон хлопчатобумажной куртки, которую он держал на коленях.

– Там, в Египте, я стал солдатом самого удивительного подразделения Второй мировой войны – Частной армии Попского, истребительного отряда номер один!

Стерлинг усмехнулся, поднял бокал:

– Выпьем, Дмитрий, за моего командира, самого потрясающего человека, с которым мне приходилось встречаться! За Александра Пенякова. – Фамилию он произнес с чистейшим русским произношением.

Святой поддержал тост. Пригубив коньяк, он приготовился слушать дальше, предчувствуя что-то необычное.

Англичанин говорил медленно, тщательно подбирая слова:

– Я познакомился с Александром в Кабрите, провинциальном городишке, провонявшем верблюжьей мочой. Меня направило туда командование. Какой-то бельгиец российского происхождения захотел прижать хвост Лису Пустыни и просил поддержки при формировании добровольческого отряда. Сведения о Пенякове имелись самые скупые: после революции его родители бежали из России, осели в Бельгии. К середине тридцатых годов Александр перебрался в Египет, купив там плантацию сахарного тростника. Когда немцы вторглись в Египет, добровольцем вступил в британскую армию. Настоящий сорвиголова! Отчаянно смелый, с фантазией, он был прирожденным коммандос! Талантов Александру было не занимать! – Стерлинг, отбросив английскую сдержанность, не скрывал своего восхищения. – Командование дало согласие на создание небольшого мобильного диверсионного отряда. К моему прибытию Александр уже набрал одиннадцать арабов, отлично знающих местность, храбрых и преданных ему лично. Я стал тринадцатым солдатом Частной армии Попского.

Мы отличились в первых же рейдах. О нас заговорили повсюду: в штабах, в офицерских ресторанах Каира, в солдатских палатках. Но фамилия Пеняков труднопроизносима для англичанина. Радиотелеграфисты упрощали ее, говоря: «Попский». Официально отряд именовался, как указано на шевроне, – Номер один Истребительный отряд дальнего действия. Вскоре полковник Хаккет из Ставки главкома британских войск на Ближнем Востоке в шутку назвал наш отряд Частной армией Попского. С легкой руки полковника название прижилось, и даже командование его приняло.

Святой заметил:

– Лихой был командир, если отряд Частной армией окрестили.

Стерлинг охотно согласился:

– Чертовски храбрый! Арабы Александра боготворили, и я старался не отставать. При проведении одной акции к югу от Марета швабы накрыли нас с воздуха. Четыре джипа уничтожили, но мы чудом избежали смерти. Мы прошли по пустыне двести километров, питаясь змеями и кожей собственных ремней, делая в день по пять глотков воды, которой катастрофически не хватало. Командир экономил на себе, делал только три глотка. Нас записали в мертвецы. Готовили приказ о посмертном награждении. А мы, стиснув зубы, шли за командиром по раскаленной каменистой пустыне и верили ему. Когда мы вышли к кочевью бедуинов, то походили на вылезшие из саркофагов мумии. Кожа да кости, ни фунта мяса. – Англичанин расхохотался. – Мы отплатили швабам звонкой монетой. Двадцать рейсов за линию фронта, сто пятнадцать самолетов, уничтоженных на полевых аэродромах! Александр придумал гениальную тактику молниеносного удара. Он приказал снять с джипов все ненужное и заменить на канистры с водой и бензином, ящики с патронами и взрывчатыми веществами. На каждый джип установили по два пулемета, позаимствованных у «Гладиаторов»[1]. Езда на автомобиле с рессорами, жесткими, как камень, по бездорожью при температуре пятьдесят градусов – настоящий кошмар! Главное – уберечь ноги, не разбить колени о края ящиков. Обычно мы атаковали ночью, не давая немцам сориентироваться в количестве нападающих. Потом быстро уходили в пустыню. Роммель назначил за голову Александра высокую цену – Железный крест, кирпич рейхсмарок и отпуск в фатерлянд… – Старик снова залился раскатистым смехом. – Командир бредил мечтой – снять шкуру с Лиса Пустыни. Мы готовили налет на штаб фельдмаршала, ставили магнитные мины под носом у немцев. Но не судьба!.. В мае сорок третьего африканский корпус капитулировал, а нас перебросили в Италию. Частная армия Попского полным составом на шести джипах высадилась в порту Таренто.

– Пеняков дожил до конца войны?

– Последние месяцы были для Александра неудачными. Он подорвался на мине уже после капитуляции немцев. Противотанковый фугас взорвался под правым передним колесом джипа. Обидно погибать в конце войны.

– Погибать всегда довольно-таки паршиво! – невесело усмехнулся Святой, гася горечь своих воспоминаний доброй порцией коньяку.

Стерлинг в знак согласия склонил почти лысую голову со смешным венчиком седых волос, сохранившихся на висках и затылке. Помолчав – паузы в разговоре становились все продолжительнее, и Святой подумал, что не следует позволять старику пить слишком много, – он, словно подводя черту под