последует и другая. Ожил прибор, принимающий сигналы от подводных датчиков.

– Что, и у вас подводные дятлы завелись? – прищурился лейтенант.

– Ерунда какая-то. Этого просто не может быть, – боевой пловец вглядывался в развертку на круглом экране осциллографа. – Какой-то крупный объект, метра три в длину.

– В самой бухте?

– В том-то и дело, что нет. Он появился буквально на границе поля действия наших датчиков. Уходит за мыс. Бухта его не интересует.

– Кит, касатка?

– Непохоже. А для аквалангиста слишком большой. Придется проверить. Я уж надеялся, что сегодня погружений не будет.

За рыбачившим Бауманом в «четыре глаза» наблюдали не только странные афроамериканцы, но и двое мужчин в форме егерей национального парка. Они особо не прятались, стояли возле палатки. Для сотрудников-природоохранителей они выглядели слишком холеными. Оно и неудивительно. Ведь генерал Хаутауэр приставил опекать ученого своих самых надежных людей: лейтенанта Дугласа и сержанта Риди. Ну а для маскировки им выдали и соответствующее обмундирование. Дирекцию же парка просто предупредили, что одна из спецслужб проводит под ее прикрытием на территории оперативную разработку.

– Рыбачит, – проговорил один из «егерей», словно завидовал безобидному занятию ученого.

– А что ему еще здесь делать? Отдыхает, – отозвался напарник.

– Вроде тихо вокруг. Народу немного. Так что на проверку документов времени уйдет не очень.

– Вот же, делает вид, будто не видит, что мы его ждем.

– Во-первых, он не обязан спешить к нам. Во-вторых, не знаешь ты этих ученых. Они рассеянные, как черт знает что. И чем больший талант, тем больше рассеянности. К тому же мы сами виноваты, догадались камеру в дупло поставить, – лейтенант с ненавистью посмотрел на красноголового дятла.

Птица вновь принялась долбить сухую ель, только труха летела.

– Ты постой на виду, сержант, а я в его палатке осмотрюсь, – сказал лейтенант Дуглас и тут же исчез под пологом.

В рыбалке, как и в своих научных исследованиях, ученый получал удовольствие не от самого процесса, а от результата – улова. Еще до отъезда в Соединенные Штаты он частенько уезжал из Москвы, чтобы порыбачить. Места подбирал дикие, малоизвестные среди заядлых рыбаков. Он мог часами сидеть на берегу реки или озера и терпеливо дожидаться, когда клюнет что-то стоящее. Попадающуюся же на крючок мелкоту тут же отпускал обратно в воду, справедливо считая, что уху или сытное блюдо на ужин из нее не приготовишь.

Это было так давно, что ученый даже забыл, как правильно следует держать в руках удочку. Однако теперь, когда генерал вспомнил о давней просьбе и сам отправил его в отпуск и снабдил всем необходимым для рыбалки инвентарем, он, наконец, мог наверстать упущенное. К тому же такие дорогие, изготовленные для профессиональной рыбалки удочки и спиннинги он держал в руках впервые.

Дюралевый катер мерно покачивался на волнах. Ветер потихоньку сносил его к берегу. На борту, укутавшись в дождевой плащ, сидел Бауман. Одной рукой он держал длинный спиннинг, другой придерживал катушку. Краснеющий вдалеке поплавок спокойно покачивался на воде.

Время от времени ученый оглядывался по сторонам и прикладывался к горлышку плоской металлической фляжки. Шотландское виски растекалось приятным колющим теплом по всему телу, согревая ученого в холодную погоду.

Наконец поплавок дернулся, закачался, как буек в шторм, и практически весь исчез под водой. Леска натянулась, эластичное удилище прогнулось. Ученый тут же отложил фляжку и начал наматывать на катушку леску. На крючок попалось что-то большое и ловкое. Бауман с трудом удерживал рыбу.

«Я же тебя вытащу, – корчась от прилагаемых усилий, вел беседу с невидимой рыбой ученый, – чего сопротивляешься? Моя все равно возьмет», – и он, собравшись с последними силами, резко рванул удилище на себя.

Не выдержавшая нагрузки леска лопнула, издав противный звон, наподобие порванной гитарной струны. Рыба, получившая свободу, тут же ушла под воду, издевательски хлопнув перед самым носом рыболова- неудачника своим мясистым хвостом. Утеревшись от брызг, Бауман раздраженно притопнул по дну катера ногой. Дюралевый корпус отозвался глухой вибрацией.

«И надо было тебе порваться, – негодовал ученый, – теперь придется к берегу за новым крючком плыть». ______________________________________________________________________________________

Бауман хотел было завести мотор, как из-за скального выступа послышалась музыка. Правда, назвать доносившиеся до слуха ученого ритмы и басы музыкой можно было с большой натяжкой. Но каково было его удивление, когда в тексте песни прозвучала пара русских слов.

– Показалось? Нет. Вновь повторилось. Чертовщина какая-то.

Любопытство взяло над Бауманом верх. Вместо того чтобы возвращаться к берегу, он остался на прежнем месте, дожидаясь, что же произойдет дальше. К тому же оказалось, что запасная снасть лежит возле мотора.

Сначала из-за скалы показался остроконечный нос судна, затем разукрашенная гирляндами и разноцветными лампочками палуба с толпой людей на ней, затем и вся яхта целиком. Спокойная до этого момента бухта наполнилась музыкой. Ее эхо разлеталось и множилось в прибрежных скалах, создавая впечатление, что поблизости находится огромная танцевальная площадка или же прибыл плавучий ресторан.

– Вот уж не ожидал такого.

Яхта подходила все ближе и ближе к покачивающемуся на волнах катеру. Ученый теперь мог отчетливо рассмотреть людей, которые были на палубе. Его внимание привлек молодой парень в белых кроссовках, широких штанах-трубах с огромными боковыми карманами, цветастой байке с капюшоном и вязаной кепкой на голове, из-под которой выпадали на плечи дреды. Он стоял, широко расставив ноги. Одной рукой мажор обнимал высокую блондинку с внешностью фотомодели, а другой сжимал вытянутое горлышко бутылки из- под виски, в которой плескался светло-коричневый горячительный напиток.

Известного российского рэпера Тиму Лигалайфа занесло на Аляску не случайно. Здесь он собирался отснять свой новый новогодний клип. Заснеженные верхушки гор и горнолыжные курорты Аляски на заднем плане подходили для этого как нельзя лучше. Съемочную бригаду и жгучих блондинок он нанял тут же, чтобы не тратиться на перевозку из России своей собственной команды, хотя денег на это у его продюсера явно хватало.

– Эй, мен! – размахивая бутылкой и гремя золотой цепухой на шее, крикнул с палубы Лигалайф. – Сматывай удочки и плыви со своим тазиком куда подальше. Я буду снимать здесь зачетный клип, – прозвучало уже по-русски.

Но ученый молчал, словно язык проглотил. Последний раз живую русскую речь он слышал в аэропорту, когда улетал из Москвы. С того момента его окружал только английский язык, ведь генерал Хаутауэр и его окружение тщательнейшим образом не только сменили ему имя, фамилию и биографию, но и «оберегали» ученого от контактов с иностранцами, а особенно русскими.

– Кажется, этот америкос не въезжает, – обратился к своему продюсеру Тима Лигалайф, – объясни ему. А то по-английски я только с матом могу.

Продюсер, розовощекий толстячок с наушником хэнд-фри в правом ухе, принялся растолковывать Бауману, что тот должен отсюда уплыть, так как сейчас здесь начнутся съемки клипа. Но ученый даже не смотрел в его сторону. Он с интересом разглядывал рэпера и вертящуюся вокруг него змеей блондинку.

– Кажись, он и по-английски не понимает, – Тима швырнул за борт недопитую бутылку и оттолкнул от себя девушку, перегнулся через леер, словно хотел перепрыгнуть на борт катера. – Ты, чмо, фак, да я тебя бл... – понеслась российско-английская солянка мата.

Тут нервы уже не выдержали и у ученого. В нем словно щелкнул генетический тумблер – он вновь ощутил себя русским, от мозга до кости.

– А не пошел бы ты нах... – смакуя каждое слово, послал в известное место рэпера Михаил Бауман.

– Чего ты сказал?