– Бабкин прав, – мрачно проговорил Дорофеев. – Мы в конце концов мужики. А если так, тот, кто взял кассету, пусть без дураков вернет ее. Очень уж хреновая шутка получилась.

– Между прочим уже вторая за сегодняшний день, – заметил Бабкин.

– А почему на подозрении кто-то из нас? – Калина обвел коллег взглядом, ища поддержки. – Зайти в кабинет мог кто угодно.

Дорофеев покачал головой.

– Не мог.

– Почему? – возразил Бабкин.

– Я звонил дежурному. Он сказал, что по лестнице никто из чужих не поднимался.

– А как насчет третьего этажа? – Бабкин поднял глаза к потолку.

Этот вопрос всерьез озадачил Дорофеева, однако ничуть не смутил Гурвича. У него на этот счет имелось свое мнение:

– Корнилов был у меня не больше пяти минут, вы вернулись через две. В итоге – семь минут. В его кабинете ничего не изменилось. На столе все было точно так, как оставил Андрей, уходя. А что это значит? Тот, кто стянул диктофон, знал, где он лежит. Только мы видели, куда положил его Корнилов. А ведь мог сунуть в карман или спрятать в сейф, что было бы логичнее.

– Ты хочешь сказать, что это сделал я, Дорофеев или Калина?! – Бабкин бросил на Гурвича взгляд, полный негодования. – А сам-то ты где был, когда мы на лестнице базар или с Бухвостовым?

У себя, – не моргнув глазом, ответил Гурвич.

– А кто это может доказать?

На щеках у Гурвича появился румянец.

– А кто может доказать, что не ты был в кабинете, когда Корнилов сидел у меня? – с вызовом спросил он у Бабкина.

Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, если бы не вмешался Калина.

– Кончай базарить, – резко оборвал он. – Если и дальше так пойдет, мы друг другу глотки перегрызем.

– Сашка прав, – поддержал капитана Дорофеев. – Так нельзя.

– А как? – огрызнулся Бабкин. – После таких заявлений остается одно: вывернуть всем карманы и обыскать кабинеты. А еще лучше поставить всех к стенке и расстрелять.

– Интересная мысль, – с издевкой заметил Гурвич. – И главное, в этом есть рациональное зерно.

– Кто за обыск? – тут же подхватил идею Дорофеев и поднял руку.

Однако никто не последовал его примеру. Заметив, что лица парней стали еще мрачнее, Дорофеев вынужден был признать, что слегка поспешил с голосованием.

– Ладно, не будем позориться. – Незаметно опустив руку, он обвел коллег взглядом и тяжело вздохнул. – Я так понимаю, чистосердечного признания не будет?

Неожиданно дверь кабинета Корнилова распахнулась. Все замерли, ожидая, что произойдет дальше. Ничего необычного не произошло. Корнилов вышел из кабинета и, даже не посмотрев в их сторону, широким шагом двинулся к лестнице.

– Андрей! – окликнул его Дорофеев. Тот Даже не оглянулся.

– Куда это он? – растерянно пробормотал Бабкин. – Как бы чего не наворотил в таком состоянии…

На что Дорофеев отчаянно махнул рукой.

– Вот что я скажу вам, братцы: козлы вы все! – Он презрительно сплюнул и пошел к своему кабинету.

– Между прочим, – обиженно огрызнулся Бабкин, – если Корнилова уберут, на его место наверняка поставят тебя, Дорофеев. Еще неизвестно, кому из нас эта кассета нужнее…

Дорофеев, собиравшийся уже переступить порог, замер. Зная характер и мощь его кулаков, Калина и Гурвич посмотрели на старшего лейтенанта, как на покойника.

– Башку скручу за такие слова! – прошипел Дорофеев, шагнул в кабинет и с грохотом захлопнул дверь.

Смахнув выступившую на лбу испарину, Бабкин театрально поправил воротничок, выпятил грудь и деловито заметил:

– Видели, как я его? Шанхайская система. Один взгляд – и противнику кранты.

За этой репликой должен был бы последовать дружный смех, но на сей раз никто даже не улыбнулся.

'Калина прав, у нас в отделении завелся стукач. – Андрей обогнал раздражавший его «Опель» и чуть снизил скорость. – А я, дурак, тогда не придал значения его пьяным бредням. Время все расставило по местам, из-за своей дурацкой веры в мужскую дружбу я оказался в дураках… Да, кассету из ящика стола мог взять только свой… Бабкин? Дорофеев? Или Гурвич?.. Кто из них?

Кто?..' – Поглощенный своими мыслями, он не сразу среагировал на зеленый сигнал светофора. Лишь услышав позади себя нетерпеливые гудки, нажал на педаль газа.

Будь у Андрея на руках кассета, раскрутить Марка не составило бы труда.