– Не знаешь ты никого из нас. Ну, может, от деда или ребят во дворе мое погоняло слышала. Кстати, – спохватился Карл, доставая из кармана браслет и сережки, – твои, кажется?

– Мои, – Светлана уже ничему не удивлялась.

– Мой пацан тебя почти до самой ментовки довезет. Все запомнила?

Девушка ненадолго задумалась. То, что казалось ей сложным, почти неразрешимым, внезапно обрело очертания реальности. События последних дней уложились в картинку, которую можно было пересказать в милиции.

– Деньги? – внезапно произнесла Светлана.

– Что деньги? – Карл смахнул с брюк крошки табака.

– Я вам все верну, но не сейчас. Теперь у меня нет ни копейки. Потом.

– О чем это ты? Забудь, как дурной сон.

– Но Николай сказал, что деньги нужны немедленно. Я потому и пошла искать кейс.

– Я тебе такое говорил? – Карл поднялся.

– Нет, – растерялась Светлана.

– И никогда не скажу.

– Но…

Карл остановил ее взмахом руки:

– У меня мало времени. Переодевайся и уходи. – Он сел на вращающийся табурет и повернулся лицом к окну.

За стеклом горел огнями огромный город, и Карл был одним из тех, кто знал не только его внешний блеск и кажущуюся беззаботность, он чувствовал и контролировал внутренние течения, умел безошибочно отыскать среди миллионов светящихся окон то, за которым скрывались его враги.

Светлана вернулась из спальни одетая в черный свитер и брюки – в том, что надела, направляясь в театр. Браслет и сережки поблескивали камешками.

– Я готова, – Светлана явно хотела еще что-то сказать, но не решалась.

– Тебе не стоит больше встречаться с Буниным, – произнес Карл, незажженная сигарета покачивалась в его губах.

– Он тоже так думает? – с вызовом спросила девушка. – Это он просил вас передать мне?

– Не злись. Так будет лучше и для тебя, и для него. Вы разные. Очень разные. С твоим дедом мы были разными людьми, и, как видишь, наша дружба добром не кончилась. Ты никогда не научишься жить так, как привык он.

Светлана смотрела на законного, тот говорил тоном человека, испытавшего в жизни все, что только возможно. Ничего нового для него просто не могло существовать.

– Я подумаю, но ничего не обещаю.

– Хорошо подумай.

Уже на лестнице Светлана спохватилась, ей расхотелось идти дальше.

– Убийца все еще в багажнике? Поэтому вы сказали, что меня довезут почти до самой милиции?

– Его уже давно перегрузили в другую машину. Ты не того опасаешься. Убийца не тот, кто нажимает на курок. Настоящий убийца отдает приказы. Но не будем об этом, – Карл по-отечески положил руку на плечо девушке. – Ты сильная, я такие вещи чувствую. И знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Я думаю о своем деде.

– Конечно. Не сомневаюсь. Ты любила его, и потому не можешь не думать о том, как пойдет дальше его бизнес. Теперь ты станешь его хозяйкой.

– Я боюсь этого.

– Открою маленький секрет. Управляющий фирмой – мой человек. Можешь доверять ему до тех пор, пока доверяешь мне.

Вор и девушка вышли во двор. Светлане хотелось разрыдаться, но она сжала губы. Рядом с «Жигулями» стояла «Волга», в ее салоне никого не было, словно она приехала сама собой, без водителя.

– Счастливо, – сказал Карл, – насчет похорон можешь не беспокоиться. Помогут. Все сделают без тебя.

– Вы добрый, – произнесла Светлана.

Законный сухо рассмеялся.

– Не верь мне, что бы я ни говорил. Не бывает добрых воров. – Он захлопнул за Светланой дверцу машины и ударил ладонью по капоту: – Поехал!

Пашка-Крематорий никогда не жаловался на здоровье. Бывают такие люди, даже триппер и СПИД к ним не пристают. Не страдал он и нервными расстройствами, казалось, что скороспелый вор в законе сделан не из плоти и крови, а отлит из металла. Даже теперь, когда решалась его судьба, Пашка оставался спокоен, как сытый слон. Даже исчезновение Артиста его не насторожило.

«Он слабак, – с презрением подумал Пашка, когда ему сообщили, что Артист не появился с утра в офисе и его нигде не могут найти, – испугался того, что сам наворотил. Если ввязываешься в игру, не останавливайся. Хочешь много выиграть, должен много поставить. Запил Артем, сорвался, заехал к телке. Выползет через неделю весь черный с перепоя. Еще будет мне ноги лизать, чтобы простил за срыв. Но свою работу он сделал. Артист бывает незаменим, жестокость – тоже редкое качество».

«Гранд Чероки» остановился перед шлагбаумом у будки охранника.

«Вот и приехали, даже не заметил, как время прошло», – подумал Пашка-Крематорий.

За шлагбаумом терялись в темноте остроконечные крыши коттеджей. Фонари горели только на главном проезде поселка. Охранник без особой спешки сверил номер машины с записанным в журнале и поднял полосатую доску. «Гранд Чероки», прокатив по лабиринту проездов, завернул в раскрытые ворота одного из участков. На подсвеченной низкими фонарями-торшерами лужайке уже стояли две машины.

Водитель Пашки-Крематория привозил своего хозяина в этот поселок уже не первый раз, но до сих пор не знал, кто живет в просторном, сложенном из деревянного бруса доме. Засиживался Пашка в гостях обычно до самого утра, садился в машину уставший, слегка пьяный, но неизменно довольный.

На террасе попыхивал сигаретой охранник, крепко сбитый мужик с неулыбчивым лицом. Темный костюм он носил неумело, сразу чувствовалось, что привык к камуфляжу. Из-под расстегнутого пиджака выглядывала кобура толстой телячьей кожи. Охранник спустился с крыльца и без тени улыбки, без намека на радость поприветствовал гостя:

– Здравствуйте. Вас ждут. – И затем уже обратился к водителю «авторитета»: – Можете вздремнуть. – И указал на отдельно стоящий домик.

Водитель, прихватив с собой пачку сигарет и зажигалку, поднялся на крылечко. Все остальное, как он уже знал, ждало его в одной из четырех небольших комнат: узкая кровать, застеленная свежим бельем, маленький холодильник с едой и напитками, телевизор с наушниками.

Пашка-Крематорий взбежал по ступенькам. В гостиной стоял накрытый стол. Но блюда были почти не тронуты, так, кто-то слегка поковырялся, чтобы закусить рюмку-другую. В пепельнице покоились три окурка. Один наверняка мужской, выкуренный до самого фильтра, и два женских – со следами помады.

На спинке стула криво висел пиджак, в чистой тарелке сиротливо лежали солидные очки в толстой оправе. Пашка выдернул из-под стопки бутербродов салатный лист и захрустел им. Гостиная занимала почти весь первый этаж просторного дома. Одна крутая лесенка вела наверх, к спальням, вторая приглашала спуститься вниз, в цокольный этаж. Именно оттуда, снизу и доносились приглушенные голоса, женский смех.

Пашка-Крематорий сбросил ботинки, пиджак и, на ходу стягивая галстук, спустился по деревянным ступеням. Стены цокольного этажа были облицованы небесно-голубой плиткой, потолок сиял белизной, яркий свет заливал золотистый деревянный пол. Ощущения того, что попал в подземелье, не было, наоборот, казалось, будто вознесся в небеса. Пашка потянул на себя широкую дверь с двойным матовым стеклом и широко улыбнулся. На него тут же пахнуло влажным теплым воздухом.

На краю небольшого бассейна в шезлонгах сидели двое мужчин. Их не очень приглядные тела не прикрывали даже простыни. На бортике бассейна рядком устроились в чем мать родила три молоденькие девушки и плескались ногами в кристально чистой воде.

Пашкина улыбка почти мгновенно сползла с лица, он оторопело переводил взгляд с одного мужчины на другого. Лысеющий брюнет с золотым крестиком на волосатой груди поднял пухлую ладонь и сжал ее в