– Пятерки хватит?

Глазунов вместо ответа снял бейсболку, положил ее себе на колени, оперся о стол локтем, пристально и долго смотрел в лицо Шурику.

– Ты что, за лоха меня держишь, приятель? Я в своем деле профессионал, я две войны прошел. Я стольких на тот свет отправил…

Похожие разговоры у диспетчера Шурика и у людей, которых он нанимал для «мокрых» дел, происходили почти всегда, он к ним привык. И ни колючие взгляды, ни ехидные замечания его нисколько не обескураживали. Но заказ был действительно серьезный, и упускать его, а тем более провалить Шурику не хотелось. Он понимал, если Артист лично к нему приехал, значит, и спрос с него будет полный. Да и в деньгах криминальный авторитет не поскупился, торговаться не стал.

– Твоя цена?

– Десять, – коротко сказал Павел, наколол на вилку кусочек хлеба и принялся вымакивать жир из тарелки.

– Ты меня обдираешь.

– Ну не до мяса же? Ты меньше пятнашки не зарядил, – немного повеселев, произнес Павел и подозвал официанта. – Пачку «Кэмела» и зажигалку, приятель, подгони.

Он уже почувствовал себя человеком с деньгами, который может позволить себе самонадеянно разговаривать с официантом и самостоятельно делать заказы.

– Сейчас штуку, перед делом четыре, после дела пять. И искать меня не надо, я тебя сам найду, идет?

– Хорошо, – сказал Шурик.

– И еще. Инструмент и транспорт, естественно, твои, на пушку я тратиться не собираюсь.

– Э, нет, давай пополам, – ответил Шурик.

– Нет, – покачал головой Глазунов, – если хочешь, чтобы все было хорошо, инструмент должен быть исправный, я его проверить должен. Я же не дурак подставиться.

Шурик кивнул, соглашаясь с аргументами Павла.

– А ты вообще давно стрелял?

– Такие вопросы задает следователь или тренер. Но так как ты, Шурик, не следователь и не мой личный тренер, то отвечать я не стану. Уж извини. Деньги давай.

Шурик вытащил из сумки свернутую в трубку и схваченную аптечной резинкой тысячу долларов, передал ее прямо в руку Глазунову.

– И заплати за жратву. Мне еще поменять деньги надо.

Разговор был закончен. Глазунов поднялся, подмигнул Шурику, который был старше его на семнадцать лет, и, легко перепрыгнув через железное ограждение, зашагал к обменнику. За квартиру не было уплачено месяца за три, а в почтовом ящике лежала квитанция и за четвертый, Павел видел ее через дырочки каждый день, но доставать не спешил. Оплачивал только телефон, чтобы не отключили. Но теперь у него появились деньги, и он почувствовал себя относительно спокойно.

«Правду люди говорят, – заходя в обменник, подумал он, – будет день, будет пища, и утро вечера мудренее. Вчера настроение было ни к черту, а сегодня все изменилось. И погода хорошая, и настроение лучше некуда. Накуплю продуктов, наведу в квартире порядок и буду ждать», – подфутболивая с тротуара пустую пластиковую бутылку, в радостном возбуждении думал Павел Глазунов.

Владения Артиста были не так велики, как ему хотелось. «Держал» он два мини-рынка за Кольцевой дорогой, успел выстроить четыре ночных клуба и пяток небольших магазинов-времянок у конечных станций метро. Артем Кузнецов считал, что достоин большего, потому и поставил на Пашку- Крематория. Чтобы лезть на рожон самому, у Артиста, как говорят блатные, не хватало духа. Только человек, уверенный в том, что победит, способен идти до конца. Но такой уверенности у Артиста не было.

Когда он говорил с Пашкой, ему казалось, что дни воров, подобных Карлу и Монголу, уже сочтены, но стоило лицом к лицу сойтись с одним из таких мастодонтов, тут же чувствовал собственную никчемность. Вроде и он вор в законе, равный среди равных, а должного уважения к нему нет. На всю жизнь запомнились Артисту слова одного из «крестных» – тбилисского вора Вахо, устроившего ему, не имевшему за собой ни одной ходки, коронацию за семьдесят тысяч долларов. Когда уже сидели за праздничным столом, Артем Кузнецов как бы между прочим поинтересовался, не сделать ли ему теперь воровскую татуировку.

Вахо по-отечески улыбнулся молодому «крестнику» и заверил его вслух, что, конечно, татуировку можно и нужно сделать, а потом наклонился к Артисту и прошептал на ухо:

«Запомни. Можешь обманывать кого угодно – это пожалуйста. Но никогда не обманывай самого себя – иначе кончишь плохо».

Эти слова объясняли многое. Артист каждый раз вспоминал «крестного», как только его грандиозные планы проваливались.

«Не обманываю ли я самого себя и на этот раз? – рассуждал Артист, сидя в недавно выстроенном на загородном мини-рынке офисе. – Пашка меня не кинет, во всяком случае, пока не прояснится ситуация с Монголом. А потом, если станет казначеем общака, тоже будет вынужден считаться со мной, ведь я знаю больше других».

Офис Артиста был неприметным двухэтажным домиком, сложенным из пеноблоков и облицованным под «рваный камень». Стоял он у самой железной дороги, отгороженный от нее высоким бетонным забором. Фасад выходил на почти безлюдную часть рынка. Ни вывески на нем, ни рекламы. За окном лишь изредка проходили редкие покупатели, заблудившиеся в «трех соснах».

За железной дорогой располагалась автостоянка. Тускло поблескивали крыши автомобилей, орошенные недавним дождем. По небу ползли темные и мрачные облака, ветер еще не успел отнести их к столице. На оконном стекле подсыхали, оставляя после себя матовые точки, дождевые капли.

«Вот так же и кровь подсыхает», – внезапно подумал Артист, вспомнив забрызганный кровью стол в «шушарке» бутырской больнички.

От этой мысли его передернуло, вида крови он боялся с детства, особенно когда не знал, чья это кровь. В офисе царила тишина, словно весь он вымер, словно Артист остался один во всем мире. Хотя он знал, что стоит крикнуть или нажать кнопку вызова, тут же появится пара «братков», комната охраны располагалась у самого входа за стеклянной перегородкой, и пройти в здание незамеченным было невозможно.

На столе лежало пять фотоснимков, сделанных на черно-белую пленку. Их принес утром фотограф – старый, давно вышедший на пенсию корреспондент одной из центральных газет. Старый газетный волк за умеренную плату отснял Карла «телевиком» с другой стороны улицы. Артист не доверил вести съемку кому- нибудь из своих людей, как и не хотел, чтобы фотографии сделали современным фотоаппаратом на цветную пленку и печатали их в фирменном центре «Кодака». Иначе кто-нибудь мог бы и заинтересоваться, на кой ляд ему понадобилось исподтишка снимать в городе вора в законе – Карла. Не для семейного же альбома!

Артем Кузнецов – Артист развернул снимки веером, словно карты. На верхнем Карл выходил из «Волги». Законный выглядел элегантно – подтянутый, ни намека на живот, строгий темный костюм. Он чем-то походил на постаревшего, но все еще преуспевающего артиста или университетского преподавателя. На втором снимке Карл надевал длинный плащ, стоя у «Волги». На третьем остановился у двери бара, расстегнутый легкий плащ распахнул ветер. Законник стоял на крыльце и, обернувшись, смотрел из-под козырька матерчатой старомодной кепки прямо в объектив камеры.

Мощная оптика уловила и запечатлела взгляд вора – колючий и в то же время тяжелый. Артист хорошо помнил этот взгляд, хотя ему доводилось встречаться с Карлом всего пару раз. Старый щипач-карманник умел так посмотреть на человека, что тому казалось, будто его бетонной плитой придавило. Остальные два снимка Артист отложил, почти не разглядывая, на них Карл беседовал с молодым человеком в темных очках, на плече у парня висел тяжелый футляр от электронных клавиш.

«Одеваешься ты со вкусом, хоть и не слишком дорого. Не любишь бросаться людям в глаза», – подумал Артист, положил снимки в конверт, заклеил его бумажной лентой и спрятал в ящик письменного стола.

«Братки»-охранники, сидевшие возле включенного телевизора, тут же оживились, лишь только Артист вышел из кабинета. Артем Кузнецов строго посмотрел на них, уловив во взглядах скуку. А ведь ничто так не