– Иди к черту, Хохлов! Что ты в этом смыслишь? У тебя же нет детей.

– Верно, и я безутешен. – Хохлов шмыгнул носом. – Мой никчемный племянник не в счет. Но до этой минуты я ни разу не пожалел о том, что не стал отцом. Я никогда не был женат. Девушки были, конечно, и много... – Хохлов пренебрежительно пожал плечами. – Летчик сверхзвуковой авиации всегда на виду. Но подходящей женщины я так и не нашел.

– Говорят, найти подходящую женщину – редчайшая удача. Хочешь креветок? – Вопрос Старлица предназначался дочери.

– Хочу. То есть, наверное, нет. – Зета осторожно сняла с креветки панцирь, чтобы изучить цвет содержимого.

– Если честно, то я не очень-то и искал, – сознался Хохлов. – Однажды я сделал женщине предложение. Это была богатая племянница Березовского... Я ей был не пара. Она, конечно, поступила мудро. К тому же она была еврейкой.

Старлиц наблюдал, как Зета пробует на вкус белый капустный лист.

– Я не женился на ее матери, – сообщил он.

– Неужели? Почему?

– Во-первых, их было целых две. Сразу две женщины в твоей постели – это, согласись, слишком ответственно.

Хохлов недоверчиво приподнял брови.

– Ты соблазнил сразу двух, Леха? Ты?

– Я! Точнее, это была не постель, а гамак. А они были лесбиянками.

– Папа! – позвала Зета тоненьким голоском.

– Что?

– Эй, папа!

– Что, Зета?

– Ты был когда-нибудь внутри его самолета? Там так классно!

– О чем она тебя спрашивает? – поинтересовался Хохлов.

– Я не знал, что у тебя здесь есть свой самолет, – сказал ему Старлиц.

– Не совсем мой, – ответил Хохлов, разглядывая пиво в бутылке. – Он принадлежит президенту Милошевичу.

– То есть югославским военно-воздушным силам?

– Нет, лично сербскому президенту. Знаешь, он себе на уме. Слободан Милошевич – великий человек, ему под силу изменить ход истории. Двадцатый век уже не рождает таких людей.

Старлиц задумчиво кивнул, пододвинул Зете креветки и принялся за аппетитные отбивные.

– Я слыхал, что его жена тоже незаурядная особа.

– Еще какая! – оживился Хохлов. – Мирьяна Маркович любит опасности. Она принадлежит к породе старых большевичек. – Он вздохнул. – Дело не в том, что я не люблю женщин. Я их очень ценю. Проблема во мне самом: я просто не в состоянии представить себя в роли мужа – скучного типа, не отрывающегося от газеты, отца семейства, каждое утро завтракающего одним и тем же за одним и тем же кухонным столом... Когда я с женщиной, мне хочется ее изумлять и не хочется ее возбуждать! Я корчу из себя голубоглазого героя со шрамом.

– Ты и есть такой герой, ас.

Хохлов уже успел посерьезнеть.

– Однажды мне было откровение... Пожалуй, я тебе об этом расскажу, Леха. Мне хочется раскрыть душу. Для меня это важно. Это касается моей личной роли в мире, в истории славян... Дело было на всемирном экономическом форуме в Давосе, в сказочных швейцарских горах. Ты будешь эти креветки?

– Угощайся, Пулат Романович. Тебе полезны белки.

– Я входил тогда в окружение Березовского. Он совещался с другими семью российскими банкирами о кампании по переизбранию Ельцина. Мне было поручено контролировать сборку секретного самолета для Милошевича на одной авиабазе в Швейцарии. Мы выпивали с Джорджем Соросом и его окружением. Ты знаком с этими людьми?

– Хиппи от масс-медиа, обслуживающие миллиардера-жулика? Куда же от них денешься! – вздохнул Старлиц.

– Они не совсем шпионы. Это сеть без государственной принадлежности. Они называют себя неправительственной организацией.

– Пост-правительственная организация.

– Вот именно. В общем, выпиваю я с сотрудником Сороса, одним из этих «экономических аналитиков», хлынувших к нам в страну, «англоговорящих воров». Вдруг его как понесет! Он изложил мне содержание документа, над которым работал. Документа о демографической ситуации в России.

– Могу себе представить!

– Вряд ли. Он такого мне наговорил... Ужас, не передать словами. Огромная смертность, минимальная рождаемость. Алкоголизм. Бегство за границу. Средняя продолжительность жизни русских мужчин – 57 лет, гораздо хуже, чем при царе. Мы наконец-то свободны, мы стали хозяевами своей судьбы – и занимаемся самоуничтожением.