– Это будет самоочищением! – От воодушевления голос Ваны креп с каждой секундой. – В унитаз антидепрессанты!

– Туда им и дорога.

– Конец сидению с чужими детьми и драмам слюнявого инь. К черту лазание по Интернету! Лучше штудировать «Бхагавадгиту» и каждый день грести на байдарке. Перестройка чакр – вот что мне требуется. Наступление Y2K мы отметим плясками вокруг здоровенного тотемного шеста.

– Потрясающе! То, что доктор прописал. Вперед и с песней! Нащупай свою внутреннюю сущность и больше не выпускай.

– Думаешь, у меня получится? Я миную рубеж Y2K?

– Как пить дать! – заверил ее Старлиц. – Великолепная идея, именно то, что тебе требуется. Кстати, не отдашь мне свой спутниковый телефон?

– Не отдам, – сказала Вана, поразмыслив.

Старлиц нашел Хохлова и Зету в Гирне, в портовом клубе «Кокни». Они устроились за столиком на террасе, под большим потрепанным зонтиком, и уплетали жареную рыбу с картошкой.

Вокруг них насыщались пенсионеры-британцы. Человек десять – пятнадцать пожилых людей развалились тут же в шезлонгах, нежась в воображаемой старческой стране Шангри-Ла. Хохлов, похожий сейчас на добродушного дядюшку, передавал девчонке стодолларовые купюры, вытягивая их по одной из перехваченной резинкой толстой пачки.

На Зете была дешевенькая матроска, волосы были заплетены во французскую косу. Увидев ее, Старлиц замер, испытывая совершенно новое ощущение. Это было чувство колоссального могущества, способного творить чудеса. Она не очень-то походила на него: длинные руки и ноги, светлая кожа, вся в Вану. Но когда она изогнула шею, ловя ртом длинный золотистый картофельный ломтик, Старлиц убедился, что голова у нее посажена точно так же, как у него, на диво крепко, и имеет ту же форму пушечного ядра. Этого хватило для прилива гордости: за столиком восседало его изделие.

Он подошел ближе. Зета рассматривала передаваемые Хохловым купюры и складывала их двумя аккуратными стопками.

– Эта не годится, – решала она. – Эта туда-сюда... А это что за кошмар? – Она подняла за уголок поддельную купюру и скорчила гримасу. – Что за балбес ее нарисовал?

Хохлов поманил Старлица к столу.

– Не отвлекай ее, чтобы не сбилась со счета! – попросил он по-русски. – У нее настоящий талант!

Старлиц опустился в белое пластмассовое кресло. Он еще не придумал, что сказать. Раньше ему не приходилось иметь дело с людьми, наделенными такими свойствами, как у Зеты, и он пребывал в растерянности.

– Откуда у тебя столько подделок? – спросил он наконец по-русски.

– От одного литовца. Он мне заплатил за отмывание наличности на Кипре.

– Я думал, что литовцы овладели искусством подделки американских денег.

– Этот литовец – русский по происхождению.

– Тогда другое дело.

Зета дружелюбно улыбнулась Старлицу, показав по-детски неровные зубы.

– Привет, мистер!

– Хелло.

– Вы говорите по-английски?

– Говорю.

– А неправильные деньги у вас есть? Давайте мне, я умею отличать их от правильных.

– Молодец! – послушно похвалил ее Старлиц. – Полезный навык.

Хохлов усмехнулся. На нем были итальянские авиаторские очки, кремовый льняной костюмчик, щегольская соломенная шляпа. Даже его морщинистые щеки порозовели.

День был неистощим на новизну. Впервые, сидя за шатким столиком, Старлиц увидел красоту маленькой гавани Гирны, залитой солнцем и полной кокетливых яхт. В таком местечке можно было примириться со всей враждебной вселенной.

– Глазам своим не верю! – сказал вдруг Хохлов, словно уловил его мысли. – Никогда тебя не видел таким.

– Каким?

– Счастливым!

Старлиц ничего не ответил, но мысленно согласился. Именно так называлось это непрошеное чувство фантастического, преобразившего его всесилия. Неведомое ощущение, зовущееся простой человеческой радостью. Хохлов сказал правду: Старлиц был счастлив, счастлив и горд уже тем, что просто сидит рядом с родной дочерью. Он даже чувствовал, как меняет форму его лицо: на нем появилось совершенно несвойственное выражение.

Хохлов снял темные очки и улыбнулся.

– Неплохой сюрприз, верно, Леха?

– Не говори, сюрприз так сюрприз! Спасибо, Пулат Романович.