Бросается к шкафу, встав на табуретку, снимает с него гитару и протягивает её сантехнику. Он любовно оглядывает инструмент, пробует струны.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (садится напротив) Вы играете?
САНТЕХНИК. Нет.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Поёте?
САНТЕХНИК. Нет.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Тогда зачем вам банджо?
САНТЕХНИК. Чтобы почувствовать себя счастливым. (любовно перебирает струны) Вы знаете, что такое счастье?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Хотелось бы узнать.
САНТЕХНИК. Счастье – это когда потихоньку бренчишь на струнах, а жена варит борщ.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (смотрит на него потрясённо) Счастье – это когда потихоньку бренчишь на струнах, а жена варит борщ... А моя Верка даже яичницу не умеет готовить.
САНТЕХНИК. Верка? Кто это?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Внучка моя. Та, которая на фотографии.
САНТЕХНИК. (хлопком заглушая струны) И где она?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Живёт на крыше. Как Карлсон. Мы с ней всё время ссоримся, потому что я хочу поскорее выдать её замуж, а она говорит, что ей это не нужно.
САНТЕХНИК. Позвольте, но как же такая красивая молодая леди может жить на крыше? Там же ни душа, ни горячей воды!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (заговорщически) У неё там «Мерседес AMG 500». Как он туда попал, никто не знает. Просто однажды – хлоп! – и на крыше появился новенький «Мерседес», перевязанный розовой лентой с запиской на лобовом стекле: «Верочке на память о нашей короткой любви». Уж Верка плакала, уж рыдала! Но «Мерседес» приняла. А куда его было девать?
САНТЕХНИК. И его до сих пор не угнали?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Как же его угонят?! Он же на крыше!
САНТЕХНИК. А снять не пытались? Ну, чтобы ездить на нём или продать.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Снять не пытались. Во-первых, Верка не умеет водить. Во-вторых, ей нравится, что у неё на крыше есть убежище. А в-третьих...
Сантехник, сбряцав на струнах что-то бравурное, отставляет гитару, прислонив её к стене.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. В-третьих, вот женитесь на ней, и снимете, наконец, с крыши этот чёртов AMG 500! Если честно, я его ненавижу.
САНТЕХНИК. (тихо) Я не женюсь на «Мерседесах». Я Спартак, сантехник, бывший зек, ошибка природы...
Встаёт, берёт чемоданчик.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (хватает его за руку) Женитесь! Забудете свою курву и женитесь! Продадите этот чёртов AMG 500, и будете жить припеваючи. (подбегает к окну, орёт) Верка! Ве-ерка!
В шкафу слышится страшный грохот.
ГОЛОС СОСЕДА. Верка час назад домой ушла, Эльза Григорьевна!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Как домой?! Где домой?
Распахивает шкаф. В шкафу стоит Верка – в ночнушке, с бигудями, с зелёной маской на лице и с гантелей в руке.
Сантехник орёт, прижав к груди чемоданчик. Эльза молча пытается вырвать у Верки гантелю. Верка сопротивляется. Сантехник пятится к двери. Он выхватывает Веркину фотографию из Нельсона и, хлопая дверью, убегает. Вера вываливается из шкафа.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (запыхавшись) Что ты тут делаешь?
ВЕРА. Тебя охраняю! От этих... маньяков. Только маньяк – это ты. Ты! Ты! (стучит себя по лбу)
Эльза, заломив руки, начинает носиться по комнате.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Какой приличный человек! Ну такой приличный! Любил! Сидел! Мечтал! На банджо играл! Кран бесплатно починил!
Вера подходит к разобранному крану и выразительно бренчит запчастями.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. А имя какое! Мои правнуки были бы Спартаковичи!
ВЕРА. (бормочет) Ну вот, теперь кран не работает.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. О чём ты думаешь Вера! О чём ты думаешь?!
Садится на диван, плачет, утирая глаза концом шали.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Я... я ведь скоро умру.
ВЕРА. С чего ради?
Эльза бежит в коридор, хватает сумку, достаёт из неё ворох бумаг и суёт их Вере.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. У меня анализы плохие.
ВЕРА. (перебирая бумаги) Гемоглобин в норме, сахар в норме, гемостаз в норме... В норме, в норме, в норме!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Ты на верхнюю строчку посмотри.
ВЕРА. И что?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Там возраст указан! Скажешь, он тоже в норме?
ВЕРА. Нормальный возраст. Некоторые и до такого не дотягивают.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Вот именно – не дотягивают! А я и дотянула и перетянула. Я скоро умру! (закрывает глаза) У меня самый главный анализ плохой – год рождения.
Вера кидает анализы на журнальный стол, берёт салфетку и начинает стирать с лица маску.
ВЕРА. Ты не думала его исправить?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Да исправляла уже!
ВЕРА. (замирая) Ка-ак?!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Так. Двоечку на семёрочку при смене паспорта в восемьдесят втором году. Но это не помогло. Что там – каких-то пять лет! Вот если б пятнадцать... (надевает очки, пербирает анализы) Если б пятнадцать! (встаёт и вальсирует с анализами, напевая)
ВЕРА. Да такого гемоглобина, как у тебя, у двадцатилетних нет!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Всё равно я скоро умру, так и не понянчив ни Сентябревичей, ни Спартаковичей. Ты лишаешь себя любви, а меня будущего.
ВЕРА. Скажи, чего ты больше хочешь? Поймать маньяка и стать женщиной года или выдать меня замуж?