смотрел. Он спокойно выполнял свою работу, лишь изредка останавливаясь, чтобы стереть с лезвия тесака кровь. Делал он это весьма простым способом. Втыкал лезвие в землю и медленно выдергивал тесак обратно.

– Деньги есть? – не выпуская из рук чай, спросил седобородый.

– Нет… – ответил командир спецназовцев.

– Тогда что ты можешь дать за этого сына ослицы?

Бойцов машинально провел руками по многочисленным карманам, кармашкам и отделениям «разгрузки». Все они были заполнены боеприпасами, предлагать которые капитан счел бессмысленным. Седобородый только что заполучил целый караван с оружием. За пленного следовало предложить нечто необычное. Нечто, что могло заинтересовать невозмутимого старца.

Суетливые движения русского офицера не остались незамеченными.

В покрасневших от ветра глазах полевого командира мелькнула и тут же погасла искорка любопытства. Он отставил жестянку с чаем, огладил бороду и коротким окриком остановил палача. Тот в свою очередь воткнул тесак в землю, пнул для острастки ближайшего пленного в спину, после чего встал, заложив руки за спину. В любой момент палач был готов приняться за работу.

Подняв воспаленные глаза на «шурави», полевой командир нетерпеливо поинтересовался:

– Так что, тебе нужна жизнь этого х…, найденного в помете паршивой ослицы?

Матерное слово, которого не было в языке фарси, он произнес на чистом русском языке. Наверное, сильные выражения полевой командир усвоил за долгие годы войны с «шурави». Ведь с этими словами русские солдаты шли в атаку, выполняли грязную и тяжелую работу, а если наступал момент, то и умирали, посылая последнее проклятие врагу.

Продолжая шарить по карманам, Бойцов выкрикнул:

– Да!

Седобородый предупредил:

– Тогда поторопись. Нам пора отправляться. К ночи погода испортится. Мои люди устали и не хотят мокнуть под дождем. Мы не станем задерживаться из-за этих ублюдков.

Ладонь капитана скользнула под «разгрузку» в нагрудный карман куртки:

– Хорошо, хорошо, – быстро произнес Бойцов, опасаясь, что седобородый передумает.

– Не понимаю, зачем тебе этот сопляк? – Внезапно лицо седобородого озарила догадка: – Ты любишь юношей?

Бойцов оглянулся:

– Да нет…

Никто из его спецназовцев даже не улыбнулся, потому что смысл фразы, произнесенной на фарси, остался непонятым. Только Шваб, поправив ремень автомата, недоверчиво переспросил:

– Чего этот бабай матом кроет?

– А-а, – отмахнулся командир, давая понять, что переговоры проходят нормально.

Неожиданно ладонь капитана нащупала продолговатый холодный предмет.

Обхватив его пальцами, Бойцов достал из кармана вещицу, которая могла заинтересовать полевого командира. Спецназовец сделал серьезную мину, поднес сжатый кулак почти к самому носу седобородого, после чего разжал пальцы.

С нарочитой небрежностью в голосе Бойцов произнес:

– Вот, Амманулла, что я предлагаю тебе за жизнь этого паршивца.

Афганец привстал, стараясь рассмотреть предмет. Увидав его, Амманулла поцокал языком. Затем осторожно, двумя пальцами, он взял предмет, поднес к глазам, расплылся в улыбке и принялся разбираться с подарком. Бойцов улыбнулся, поняв, что попал в цель.

Предметом был складной нож американских рейнджеров. Его в качестве трофея капитан спецназовцев заполучил в Чечне. Нож нашли у одного из наемников, ликвидированных при попытке перейти административную границу республики со стороны Дагестана. Банда напоролась на засаду, организованную группой Бойцова. При досмотре трупов эту вещицу вместе со спальными мешками на гагачьем пуху австрийского производства и еще несколькими необходимыми в горах предметами припрятал спецназовец по кличке Кэмел.

Бойцов не одобрял, но и не осуждал подобные поступки. Снабжение даже таких элитных подразделений, как спецназ, оставляло желать лучшего. Хотя ради справедливости стоит заметить, что с приходом к власти нового президента ситуация начала меняться. Добытый в бою трофей, к тому же необходимый на войне, по понятиям Бойцова, можно было оставить у себя. Лично он пользовался такими вещами. Поэтому, когда Кэмел передал нож командиру, Бойцов без ложного ханжества принял презент.

Подарок действительно был знатный. В стальном пенале были спрятаны самые разнообразные лезвия и инструменты. Это была целая слесарная мастерская, способная вместиться в кармане. И все эти лезвия, пилки, кусачки, отвертки и прочие приспособления были сработаны из высококачественного металла. А на отполированной боковине ножа был выгравирован лозунг рейнджеров, гласивший, что «если ты должен сделать это, то ты это сделаешь».

Амманулла поочередно открывал лезвия, словно боялся, что его хотят надурить, подсунув недоброкачественный товар. При каждом новом открытии он восхищенно крутил головой и причмокивал языком.

«Все-таки у восточных людей торгашество в крови», – наблюдая за реакцией полевого командира, подумал тогда Бойцов.

В свою очередь Амманулла искренне радовался выгодному предложению. Он вырос и жил в стране, где человеческая жизнь стоила очень мало. Такой порядок вещей сложился в Афгане давным-давно, а череда войн и усобиц лишь упрочила его.

Гражданину какой-нибудь сытой европейской страны это могло бы показаться дикостью – выменивать человеческую жизнь на хороший нож.

Но Амманулла так не считал. Он не был дикарем. Он просто жил по законам своей страны.

Взвешивая на ладони нож, полевой командир спросил Бойцова:

– Не жалко?

Капитан, понявший, что сделка состоится, облегченно выдохнул:

– Нисколечко.

– Тогда забирай это ишачье отродье, – милостиво согласился полевой командир.

Все это время пленник следил за ходом переговоров.

Догадавшись, что ему дарована жизнь, он рухнул лицом вниз и по-пластунски подполз к Бойцову. Он что-то бубнил, хватая ртом пыль. Добравшись до Бойцова, пленник обхватил ноги офицера. Бойцов не успел отступить, как спасенный стал целовать его бурые от пыли берцовки.

Нагнувшись, капитан негромким, но властным голосом сказал:

– Вставай. Я привык сам чистить обувь.

Бывший пленник поднялся, еще раз склонился в молитвенном поклоне и, не оглядываясь на обреченных товарищей, заспешил в сторону молчавших спецназовцев…

Парень провел с ними три дня.

Спасенного звали Ахмед.

Он был уроженцем одной из северных провинций, где правил не покорившийся ни талибам, ни советским войскам военачальник Масуд. Его еще прозывали «львом Пандшера», по имени ущелья, где находилась вотчина Масуда. В этом-то ущелье паренек и хлебнул горя.

Отец Ахмеда погиб, когда сыну исполнилось три года. Ровно через месяц на противопехотной мине подорвалась мать. А потом одного за другим война забрала и старших братьев.

Когда Ахмед подыхал от голода, люди Масуда отправили мальчишку в ущелье. Там ему вручили плетеную корзину, молоток, кусок лепешки и керосиновую лампу. С этим набором вещей Ахмеду приказали отправляться в извилистую штольню, прорубленную в чреве горы. В сыром мраке он должен был добывать лазурит.

Этот полудрагоценный камень с оттенками от голубого до зеленовато-бирюзового издревле считался на Востоке магическим. Его вставляли в перстни, делали из него четки для молитв и другие украшения. Западные модницы также не брезговали украшать себя ювелирными изделиями из лазурита. А Масуд за