– Тогда, Капитоныч, мне конец, – тоже на русском ответил Полундра и широко улыбнулся. – Но когда это североморцы боялись риска? Я на тебя надеюсь, ты проследишь.

...И вот благодаря остроумной и рискованной идее Павлова эпопея с подъемом закончена. Извлеченный со дна Гренландского моря металлический шар, чуть помятый, в пятнах окалины после разогрева в атмосфере, лежал на палубе норвежской баржи. Вокруг спутника собралась целая толпа: оба капитана, члены международной комиссии, русские, норвежцы, американцы... Уставший Полундра стоял чуть в стороне – спутник надоел ему хуже горькой редьки, смотреть на него не хотелось.

– Помилуйте, что это такое?! – В голосе американского «эколога» слышалось глубочайшее разочарование, чуть ли не детская обида. – Да ведь это... Да это же устаревшая модель образца 1975 года! Бог мой! Столько усилий ради металлолома...

– Наш спутник, – с нескрываемым удовольствием сказал Сорокин. – Какой хотим, такой и запускаем. Подтвердите, что в нем нет ничего опасного, и дело с концом! Вы же тут главный, гм-м... эколог, я не ошибаюсь?

– Опасного? – переспросил американец с таким выражением лица, будто он очень долго лизал медную дверную ручку. – Нет там ничего опасного, можете забирать свое барахло!

Все члены комиссии как-то сразу потеряли интерес к происходящему: ни угрозы, ни хоть малейшего интереса такое унылое старье ни для кого не представляло. Разве что в музей его сдать.

Контр-адмирал Сорокин подошел к Павлову, стоящему у борта норвежской баржи:

– Здравствуй, Сергей. Это здорово, что ты остался жив!

Вид у Павлова был ничуть не менее ошеломленный и подавленный, чем у американского «эколога», – Полундра умел соображать очень быстро!

– Здравствуйте, Петр Николаевич, – голос североморца стал каким-то тусклым, совершенно лишенным выражения. – Как же так? Выходит, я зря рисковал? Зря лез морскому черту в пасть? Зря нарушал приказ? Но ведь утверждалось, что спутник новейший, последняя модель!

– Нет. Ты защищал интересы Родины, – веско сказал Сорокин. – Тебе, только тебе, я объясню все. Эта операция была задумана на уровне Генштаба и высшего руководства ГРУ. Кем-то очень, очень умным. Меня и генерала Шаховского тоже поначалу использовали втемную. Да, даже меня, ты не ослышался. Когда произошел сбой носителя, оба мы были уверены, что произошла настоящая катастрофа. Когда «Арктур» выходил в рейс – то же самое. И только полтора дня назад, почти перед самым моим вылетом сюда, нас с генералом посвятили в детали замысла. Кто? Это неважно, Сергей.

Полундра слушал Сорокина, открыв рот. Это на каком же уровне подготовили операцию, чтобы использовать «втемную», пусть и не до самого конца, начальника оперативного управления штаба Северного флота?!

– Устаревший спутник был запущен и затоплен специально, – продолжал Сорокин, – а все неполадки на космодроме тщательно спланированы, хоть мы с Шаховским тогда и предположить такого не могли. Умеют работать ребятки из ГРУ.

– А цель всего этого? – жадно спросил Полундра.

– Цель? Цель была такова: отследить, засечь все действия американцев. В результате янки засветились по полной, раскрыли схему взаимодействия станций слежения и подводных лодок, задействовали секретные радары, смонтированные на Шпицбергене, но предназначенные лишь для использования в критических ситуациях. Благодаря нашей операции у американцев практически не осталось перед нами секретов в этом районе. Вот так, Полундра, а ты говоришь «зря!».

Контр-адмирал перевел дух, похлопал Павлова по плечу.

– Это еще не все! Мы получили побочный, но важный результат: вычислили одну сволочь, купленную ЦРУ. Тебе скажу, потому что он тебе немало крови попортил, да еще и оклеветать пытался. Что, догадался сам? Верно догадался – это Тиняков. Он, мразь такая, получит по заслугам, скрыться ему не удалось. И еще один момент: американцы обгадились в истории с потопленным гринписовским катером по самое не могу. Мне по-человечески очень жаль погибших экологов, но наша совесть чиста, не мы организовали это кровавое безобразие. Зато, по крайней мере на некоторое время, янкесам в Норвегии станет очень неуютно, что объективно – нам на пользу. Словом, как ни посмотри, а мы молодцы. Ты – в особенности.

– Значит, я, – Полундра сглотнул слюну, – сделал все правильно?

– Ты все сделал правильно. Я горжусь тобой! Если бы не ты... – Сорокин не закончил фразу, лишь головой покачал.

– Петр Николаевич, – Павлов поднял взгляд на контр-адмирала, – скажите, только честно: вы хоть на секунду поверили в то, что я предатель?

– Ни на секунду, – твердо ответил Сорокин. – Даю тебе слово чести...

Гидрографическое судно «Арктур» возвращалось домой. Совсем скоро, через несколько часов хода на траверзе появится Североморск и родной причал. Ярко светило незаходящее заполярное солнце, над южным краем горизонта громоздились башни ослепительно белых, похожих на волшебные замки кучевых облаков, отражающих солнечный свет. Казалось, что «Арктур» идет прямо к этим волшебным облачным замкам, туда, где море и небо сливаются воедино, туда, где еще живут сказки и чудеса.

Было очень тепло, для августовского Заполярья даже жарко. В свежий аромат моря вплетался запах разогретого корабельного сурика и солярки. Несильный, но упрямый зюйд-вест сносил брызги волн, разрезаемых «Арктуром», к бакборту.

Что может быть для моряка лучше, чем вот в такую прекрасную погоду, растворяясь в любимой стихии, знать: идем домой, совсем рядом родная земля, где любят и ждут!

Однако настроение у одного из двух человек, стоящих сейчас бок о бок на палубе «Арктура» рядом с укутанной в брезент «Нерпой», явно было кисловатым. Не радовали его ни солнце, ни шаловливый зюйд- вест, ни даже его любимое море, не серое, как обычно, а в честь возвращения «Арктура» из похода праздничное, бирюзово-зеленое.

– Что с тобой, Сережа? – Капитан Мезенцев потрепал друга по плечу. – Сон дурной приснился или на завтрак что-нибудь невкусное съел? Так я кока самого акулам скормлю, хоть их тут не водится. Нет, правда, что ты надулся как мышь на крупу? Посмотри, какая красотища вокруг, дух захватывает! Люблю я наши северные моря...

– Да, здорово, – вяло согласился Полундра и без всякого перехода продолжил: – Что-то на душе у меня хреново, Капитоныч! Я все понимаю: там, в Генштабе, высокой стратегией озабочены, глобальные операции разрабатывают и все прочее, но... Не люблю я, когда меня как безмозглую пешку используют! Конечно, что им старший лейтенант Павлов, когда они Шаховского с адмиралом Сорокиным поначалу за мальчишек держали... И все же обидно, словно меня обманули.

С той минуты, когда контр-адмирал Сорокин, его начальник и старший товарищ, беспредельно уважаемый Сергеем, открыл Полундре правду об операции, невеселые размышления не оставляли североморца.

Полундра попытался было загнать эти мысли в подсознание, но они упорно продолжали выползать наружу, преследуя его. Слишком прямым и открытым человеком был Сергей Павлов, чтобы легко перенести то, что его, да и капитана Мезенцева, использовали «втемную». Значит, им не доверяли до конца?! Сорокинского иммунитета к подобного рода переживаниям, который дается долгими годами оперативной работы, у Полундры не было. Недаром Сергей всегда терпеть не мог все, хоть краешком связанное с разведкой, контрразведкой и прочими секретными службами!

– Туманить мозги Сорокину, Шаховскому, мне, тебе, наконец... – продолжал размышлять вслух Сергей. – Какой смысл?

– Какой смысл? – будто эхо задумчиво повторил Мезенцев. – А такой, что если бы все мы были посвящены в детали операции с самого начала, то она, скорее всего, сорвалась бы. Хочешь пример? Знал бы я, что на дне лежит пустышка, полное барахло, а не суперсовременный и сверхсекретный спутник, думаешь, я стал бы помогать тебе в твоей безумной авантюре? Да черта лысого! Ты ведь почти на верную смерть шел. Я до сих пор не пойму, как тебя не убили.

– Ну, Капитоныч, убить меня многие пытались, и не только в этот раз, а я все живой. Видать, не по вкусу я костлявой, – слабо улыбнулся Полундра и спросил: – Выходит, ты полагаешь, что, если бы я знал правду раньше...