Вот так, соединенными усилиями, мы и завалим Землю полиэтиленовыми пакетами, которые – да! – так удобны и привычны. Загадим Мировой океан, сведем к чертовой матери сибирскую тайгу и сельву Амазонки – зеленые легкие планеты. После чего благополучно вымрем, утащив за собой в преисподнюю все живое.

Андрей Павлович Стеценко дураком не был. И участвовать в планомерном неостановимом уничтожении природы не хотел. Напротив, хотел помешать этому вопиющему безобразию. Поэтому никаких угрызений совести, информируя своих друзей с гринписовской базы о нарушениях Природоохранного кодекса администрацией шахты «Баренцбург», не испытывал. Как раз наоборот – испытывал гордость.

Словом, были у маркшейдера Стеценко на базе экологов хорошие знакомые. Особенно тридцатилетняя Валюша Берестецкая, которую семь лет назад занесло в Норвегию из Москвы. По большой любви и еще большей дурости. По ее словам, Стеценко чем-то напоминал Валентине покойного отца. Вот и относилась Берестецкая к Андрею Павловичу соответственно, почти как к родному человеку. Даже останавливалась у него дома пару раз, приезжая в Баренцбург из Лонгйира по каким-то своим загадочным делам.

Хотя почему это «загадочным», подумал Стеценко... Она не делала тайны из того, что занималась на базе прослушиванием радиообмена моряков, горняков, а главное, военных, – всех тех, кто мог нанести урон природе Груманта – Берестецкая называла Шпицберген только так, на русский манер. В свое время еще дома, в России, Валя окончила МРТИ имени Попова, став отличным связистом-радиотехником широкого профиля. Аппаратура на гринписовской станции была замечательная, и Берестецкая получала достаточно свободный доступ к любой радиоперекличке, тем более что английский она знала в совершенстве, а норвежский и шведский – очень прилично.

Валентина одной из первых встретила их, и на ее чуть полноватом, с красивыми темно-карими глазами лице вспыхнула широкая радостная улыбка:

– Нет, ну надо же! Какие люди, и без охраны! Палыч, дорогой, как я рада тебя видеть! – И тут же, легко перейдя на норвежский: – Олаф, это ты мне удружил! Давай выбирайся из своего рыдвана, раз уж ты приехал с моим соотечественником, то я уверена – без доброй выпивки не обойдется. А я только вчера испекла пирог с зеленым луком и яйцами. Половина еще осталась... Да-да, не пугайся, Хендриксон, это такое русское национальное блюдо!

Молодой норвежец склонился перед женщиной в вежливом полупоклоне, поцеловал протянутую Берестецкой руку и сказал на своем уморительном ломаном русском, чтобы и Стеценко понял, о чем речь идет:

– О! Вал-лен-нтина! Рад как и я встрече нашей! Друзья теперь есть мы с мужчиной этим. Но ведь он вещь особую увидел, она по-вашему была названа «хрень».

У Валюши в заначке оказалась не только половина русского национального кушанья, но и около полутора литров отличного первача собственной выделки. Собралось почти все руководство гринписовской базы. Правда, руководством в классическом смысле этого слова они не были. «Гринпис» – организация особая. Сама себя учредившая, сама себе подотчетная... Беда подобного рода неформальных структур заключается в том, что энтузиазма у их членов хоть отбавляй, но вот знаний, образования и компетентности обычно не хватает. Правда, в некоторых – нечастых! – случаях пробелы в образовании бывают даже полезны. Они заставляют настойчиво шевелить мозгами, приходить порой к весьма нетривиальным выводам. «Зеленым» это очень свойственно. Тут, конечно, как минимум необходимо, чтобы было чем шевелить.

Версия относительно марсианской тарелки была отметена с ходу. Но в то, что Стеценко действительно видел ужасную «хрень», поверили все: и вислоусый поляк Ружинский, и Хаттерфорд, шестидесятилетний потомок лордов, которые еще в войне Роз отметились, и, само собой, Валюша Берестецкая, тоже не последний человек среди наиболее уважаемых борцов за экологию.

А как тут не поверишь? Если она своими ушами слышала при последней «засечке» слово Плесецк? Пеленг установила: Рейкьявик. Частота радиообмена обычная для американцев, они здесь не стесняются, даже кодировку ленятся применять. Значит, русский космодром. Так не оттуда ли?

Что это может быть? Скорее всего, последняя ступень ракеты-носителя. А это не шутки. Окислитель – концентрированная азотная кислота, топливо – девяностопроцентный гидразин. И то и другое отнюдь не витамины и при попадании в воду могут такого с флорой и фауной Гренландского моря понатворить, что... На карте Стеценко место, куда упал загадочный объект, указал ни секунды не сомневаясь, но карта картой, а хорошо бы посмотреть в натуре. Может, выброс отравы уже идет полным ходом?

Вот это и необходимо проверить на месте. Как минимум – взять пробы воды. Чем скорее, тем лучше. И в случае чего бить во все колокола, объявлять экологическую тревогу по всему побережью Западного Шпицбергена. Правда, погода... Совсем ни к черту не годится, а катерок на базе старенький, с почти выработавшими ресурс дизелями. Если верить указаниям Стеценко – а Валентина подтвердила своим товарищам, что тот профессионал высокого класса, – то получается около двадцати морских миль к северо- западу. Это два часа хорошего хода. Волна крутовата, дождь холодный моросит, но чего не сделаешь на благо природы!

Андрей Павлович, основательно подогретый Валюшиной самогонкой, а пуще того всеобщим доброжелательным вниманием, от морской прогулки в компании своих друзей экологов отказываться не стал. Надо – значит, надо! Всего в гринписовский катерок загрузились семь человек, включая Хендриксона, он пошел за старшего. А вот Валя Берестецкая, чуть поколебавшись, решила, что и без нее обойдутся, и осталась на базе – слушать эфир. Уж слишком не хотелось ей чуть ли не пять часов болтаться вверх-вниз на холодных волнах Гренландского моря, она вообще плохо переносила качку.

Валентина даже в горячечном бреду не смогла бы представить, что это решение спасет ей жизнь...

Теперь, после малоприятной встречи с американской подлодкой, планы пришлось менять. Полундра категорически не хотел вслепую начинать поиск, пока где-то тут, под боком, крутится R- 170. В такой ситуации спускать «Нерпу» на воду, а тем более нырять стало бы верхом глупости. Там, на глубине, действительно могло произойти что угодно, из-под воды ничего не докажешь. Одно дело – враждебные неспровоцированные действия против мирного гидрографического судна, тут действительно можно нарваться на крупный международный скандал. Совсем другое – акция, предпринятая в отношении подводного боевого пловца на «Нерпе», которая, как ни говори, сама является диверсионным оружием. Доказывай потом, что это не ты напал, а на тебя напали! Да и доказывать как бы не с того света пришлось... Уж больно многозначительно и зловеще звучали угрозы Хардера.

Никаких сомнений относительно целей американцев у Павлова не осталось: конечно же, они тоже посланы на поиск спутника. Теперь, после «встречи на рейде», не только Мезенцев, но и подполковник Тиняков нехотя согласился с Полундрой. Вырисовывалась и оперативная тактика: не спуская пока что «Нерпу», дабы не раскрывать преждевременно своих карт, следить за действиями натовской субмарины сверху, с поверхности моря, путем гидроакустического прослушивания.

Беда была в том, что и американцы это понимали. Через десять минут после того, как R-170 скрылась в глубинах Гренландского моря, шум ее винтов исчез. Это могло означать лишь одно: подлодка, заглушив двигатели, легла на грунт, благо глубины позволяли – не более полутора сотен метров. И теперь слушают уже их, то есть звук винтов «Арктура». Выжидают, пока русские уберутся восвояси. Не хотят демонстрировать свои намерения. Спрятались! Подлодке это по определению проще, чем надводному кораблю. Ничего не скажешь – грамотное решение. Полундра на их месте именно так и поступил бы.

Что оставалось делать? Капитан Мезенцев предложил пройти район поиска длинными галсами, надеясь на чувствительный магнитометр «Арктура» и сканирующий сонарный эхолот. А вдруг аппаратура да обнаружит утонувший спутник? Надежда на такое везение была слабенькой, но ничего более разумного в голову никому не приходило.

Но и этот не от хорошей жизни придуманный план реализовать не удалось. Очередная неожиданная встреча... Что-то пустынный участок холодного Гренландского моря вблизи западной оконечности Земли Принца Карла становился подозрительно оживленным!

– Капитоныч, глянь в бинокль, под каким флагом они идут, – обратился Сергей к стоящему рядом с ним на баке Мезенцеву.

Тот, приложив к глазам окуляры, некоторое время разглядывал ныряющий в свинцово-серых волнах небольшой катер.