— Когда же вы наконец будете готовы? — в который раз спрашивал генерал.

Что можно ответить на такие вопросы? Он не техник, чтобы называть точные сроки, и не коммерсант, сколько бы ни пытались с ним торговаться. Когда все подготовим, тогда и будем готовы…

Особенно раздражал его государственный секретарь. Тонкие намеки на обязанности гражданина, неуклюжая лесть и изощренный шантаж, коварные фразы о том, что он-де перековался и стал материалистом, а это плохо принимают в определенных кругах…

'Я всегда шел прямым путем', — подумал физик и невольно оглянулся на свои следы в снегу.

Тут-то он и увидел коробку.

'Потерял кто-то…' — мелькнуло у него в голове. И только потом он спохватился, что коробка лежала на самом верху большого сугроба и вокруг не было видно следов.

Физик вернулся и поднял прозрачную коробку.

Он улыбнулся.

'Мишура… — подумал он. — Как давно я ее не видел… Теперь такой не купишь… Хороша будет на елке…'

Он опустил коробку в боковой карман пальто.

Елку наряжали в холле. Дети были возбуждены, шумели в соседней комнате, ожидая, когда прозвенит звонок и они наконец смогут прорваться к елке и с восторженными криками наброситься на подарки.

Физик молча укреплял на елке свечи и бенгальские огни,

— У тебя плохое настроение, — сказала жена. — Что-нибудь случилось?..

— Ничего особенного. Я был у государственного секретаря.

— А-а, — проговорила жена, — понимаю… Не обращай внимания.

Муж посмотрел на нее. Такие знакомые глаза, губы, волосы…[1]

— Фу ты! — воскликнул он, хлопнув себя по лбу. — Чуть не забыл… Мишура!

Он выбежал из холла, порылся в карманах пальто.

— Посмотри, что я нашел в снегу, — сказал он жене. — Мишура… Повесим, да?

— Какая прелесть, — женщина перебирала шелестящие нити, — и до чего мягкие.

Дети, увидев наряженную елку, визжали от восторга. Каждый первым хотел зажечь бенгальский огонь.

— Пусть старший, — сказал физик и бросил спички старшему сыну, а сам подошел к двери и выключил свет.

Взглянув на елку, он остолбенел.

Мишура светилась. Сначала появились только крохотные беспорядочные цветные точки, затем точки слились в линии, каждая нить переливалась диковинным светом, и теперь стали видны не только сами нити, но и еще какое-то голубоватое мерцающее сияние вокруг.

— Ой, как красиво! Как красиво! — кричали дети.

'Флюоресценция… — подумал физик. Мгновением позже у него мелькнуло сомнение. — Что это? Вторичное излучение в тончайших нитях? Но отчего?'

— Подожди! — крикнул он сыну, но было уже поздно. Пламя спички накалило палочку бенгальского огня, голубой свет прорезали красные искры… Затем внезапно что-то вспыхнуло.

В мгновение ока пламя охватило нити мишуры.

Пока физик подбежал к елке, чтобы сбить с нее пламя, необыкновенные нити почти все сгорели.

От мишуры осталось лишь несколько съежившихся на полу обрывков с обгорелыми концами. Все остальное бесследно исчезло.

Физик подобрал уцелевшие нити и стал задумчиво рассматривать их, затем свернул и положил в конверт.

В исследовательском институте вот уже несколько недель только и было разговоров, что о 'проблеме мишуры'. Вся эта история была совершенно непонятной. Разгадать тайну коротких, в несколько сантиметров, светящихся нитей оказалось труднее, чем организовать производство кобальтовых бомб. Не удавалось установить их химический состав, не знали, что делать с их невероятной воспламеняемостью и невообразимой прочностью. Природа цветных светящихся точек, вспыхивающих в нити, и «флюоресценция» вещества ставили ученых в тупик. Где были сделаны эти нити, с какой целью, при помощи каких технических средств? И, наконец, как они попали на то место, где их нашел физик?

Возникали запутанные и противоречивые гипотезы, предположения одно фантастичнее другого, развивались самые крайние теории. Ученые ломали головы, не спали ночей, подсчитывали, выводили формулы, исписывали горы бумаги — безрезультатно…

Но все были окончательно поражены, когда один молодой коллега физика заявил, что он кое-что узнал о нитях. Этот молодой человек проследил за цветными точками, вспыхивающими в нити. В расположении точек, в комбинации цветов он увидел определенную закономерность. Он еще раз исследовал электрические и магнитные свойства нитей. И, предчувствуя, что из этого получится, заложил данные в счетную машину.

— На них находится текст… — заявил он комиссии ученых, занимающихся этой проблемой.

— Текст? — спросил председатель.

Молодой исследователь показал папку.

— Да, — сказал он чуть смущенно, — текст, вернее, информация.

— Что же это за текст, позвольте спросить? — откинулся в кресле председатель.

Молодой человек молчал.

— Ну? — спросил председатель.

Молодой человек раскрыл папку и вынул из нее единственный листок бумаги. Горло его сжала спазма, он оглядел членов комиссии. Физик, который уже познакомился с результатами работы молодого сотрудника, кивнул ему. Тот начал:

— Это может показаться невероятным, но я приведу доказательства… Текст этот следующий: 'Мир разумным существам планеты… Мы, Иэл и Аур, исследователи космического пространства, передаем вам все знания нашего мира… Будьте осторожны! Если эти знания использовать в целях уничтожения…'

Молодой человек положил листок.

— Вот и все… — сказал он тихо,

Члены комиссии молчали.

Космический корабль несся в абсолютной тьме межзвездного пространства. Два путешественника погрузились в долгий анабиотический сон. Приборы время от времени принимались щелкать, потом снова смолкали, лампочки зажигались и гасли, все антенны, распределители энергии, торчащие в стороны защитные экраны огромного корабля работали бесперебойно.

Очень, очень странно. Конечно, Этические уравнения устанавливают связь между поведением человека и теорией вероятности и математически доказывают, что при той или иной системе поведения возрастает вероятность совершенно определенных совпадений. Но никто никогда не ждал от них прямой практической пользы. Ведь и открытие закона случайности не покончило с азартными играми, хотя и пригодилось для страхования жизни. От Этических уравнений даже этого не ждали. Считалось, что это просто теория, которая едва ли способна на кого-то повлиять.

Прежде всего, уравнения эти очень сложны. Они учитывают, что система поведения, идеальная для одного человека, для другого оказывается далеко не лучшей. К примеру — и это вполне естественно — у политического деятеля понятия о чести совсем иные, чем у того, кто работает в космическом патруле. И все же, по крайней мере в одним случае…

Гость из далекого космоса был длиной полторы тысячи футов и около ста пятидесяти в поперечнике, а странно вздутая носовая часть, напоминавшая рыбью голову, еще шире — двести футов с изрядным