В какую-то секунду ей показалось, что они опоздали. Опоздали, несмотря на всю свою спешку и жажду...

Вот сейчас за силуэтом возникнет тень и...

– Удостоверение покажите, – властно попросила судья Дынник.

Катя достала удостоверение и показала – судья, вероятно, обладала дальнозоркостью. Невысокая женщина за пятьдесят с тщательно уложенными каштановыми волосами и поблекшим лицом.

– Проходите, – она пропустила их в прихожую. – Я знала, что... Вы по поводу убийства Ростислава Ведищева, ведь так? Я слышала в новостях. И поняла, что рано или поздно вы придете ко всем, с кем он был знаком.

– Их всех убили, – сказала Катя. – Не только Ведищева, но и всех участников того процесса четырнадцатилетней давности – свидетелей Ковнацкого и Полину Каротееву.

– Я не понимаю, о чем вы...

– Свидетелей, давших ложные показания против Виталия Прохорова, невиновного в убийстве Евгения Лазарева, которого вы приговорили к максимальному сроку лишения свободы.

– Я не понимаю, о чем идет речь!

– Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь, – сухо отрезала Катя. – Но я не буду сейчас спорить с вами и добиваться каких-то признаний – нет времени. Понимаете – у вас нет времени ни на что. Они все мертвы: Гаврилов-убийца, наложивший на себя руки, и остальные – Виталий Прохоров, повесившийся после отказа в пересмотре дела, свидетели, ваш знакомый адвокат Ведищев, который вел этот процесс закулисно. Мы подняли то старое дело... И мы знаем, как все было на самом деле. И вы тоже это знаете. И я не стану сейчас лгать вам, что приехала спасти вашу жизнь. Честно говоря, – Катя смотрела на судью в отставке, на судью на пенсии, на судью, нарушившую свой долг, – меня бы это не волновало, если бы... если бы имелся иной способ поймать убийцу с поличным и потом доказать его вину в суде при наличии трех свидетелей – вас, меня и вот лейтенанта Самойлова.

– Да кому нужно нас всех убивать через столько лет?! – воскликнула судья, и... лицо ее покрылось алыми пятнами. Она поняла, что невольно проговорилась, выдала себя в том, что ни под каким видом, возможно, даже под пытками выдавать не собиралась.

Ради всей прожитой, оставшейся позади жизни «в суде», ради пенсии, ради сына, ради той проклятой квартиры.

– Возможно, ОН явится сюда к вам сегодня вечером. Мы останемся с вами и подождем. Если он попытается вас убить, мы его возьмем.

– Кто – он?

– Тот, кто выбрался из колодца, – сказала Катя. – Помните, в том деле имелся колодец... Детям в поселке рассказывали, что там обитает чудовище, никто его не видел, только те, кто умирал по его воле.

– Надо, чтобы вы, гражданка, все время находились в прихожей, когда впустите гостя, – сказал лейтенант Евгений Самойлов. – Я буду на кухне, тут как раз позиция удобная: когда он войдет, то окажется у меня на прицеле. А вы, капитан, идите в комнату, выйдете не сразу, когда раздастся звонок в дверь, позже. Подозреваемый, когда очутится в квартире, должен понять, что он и его жертва одни.

Судья Дынник от этих в общем-то простых, деловых и четких распоряжений лейтенанта изменилась в лице.

Катя тоже как-то... Задавать вопросы, расследовать, мчаться, «чтобы успеть», – это она могла, а вот выстраивать боевую операцию по захвату...

– Не бойтесь, – шепнула она судье уже совсем иным тоном, чисто по-женски, – если поможете нам взять его с поличным, это многое искупит. Не все, но весомую часть.

Да, было еще не так уж и поздно... Но сумерки за окном густели, в окнах соседних домов зажегся свет.

Судья Дынник сидела в кресле перед темным экраном телевизора, смотрела туда, в черный квадрат, словно что-то пыталась увидеть там, вспомнить.

Катя включила телевизор. Пусть все выглядит как обычно. Даже если это уже не кажется обычным, застывшим, замершим в немом ожидании развязки.

Судья Дынник смотрела «Новости культуры». Потом переключилась на первый канал, на «Что, где, когда?». Затем снова вернулась на «Культуру» – сцена из какого-то спектакля, посвященного памяти актера, недавно трагически, безвременно ушедшего...

Голоса в телевизоре жужжали, часы на кухне на холодильнике, казалось, тикали так громко, словно отмеряли какое-то лишь им ведомое число секунд, минут...

Приближая...

Приближая...

Догоняя...

Опережая...

Замедляясь на полном часовом ходу...

Выстраивая из прошедших минут мост туда, в прошлое...

Где в поле шуршала сухая трава, дорога вилась среди зарослей кустов к развалинам старой фермы и месяц зеленый – единственный свидетель всего происшедшего – всходил над бетонным колодцем, крышка которого была открыта, сдвинута вбок, являя ночи зияющую дыру, старую могилу, из которой несло тленом и кровью...

Тленом и кровью...

Катя ожидала звонка домофона – если бы он прозвучал в этой липкой тишине, у них у всех еще было бы несколько минут, чтобы подготовиться и встретить то, что их ожидало, достойно, не замирая от этого постыдного малодушного страха, но...

Вместо звонка домофона раздался звонок в дверь.

Катя убавила громкость телевизора, включила диктофон, прихваченный с собой, и сделала знак – судья Дынник встала и медленно направилась в прихожую. Лейтенант Евгений Самойлов занял позицию на кухне у двери. Катя тоже в комнате прижалась к двери, стараясь ничем не выдать своего присутствия.

По телевизору показывали спектакль.

– Кто?

– Светлана Сергеевна Дынник?

– Да, я, а кто это?

– Следователь прокуратуры Чалов, вот мое удостоверение, простите, что так поздно, но дело у нас к вам безотлагательное.

Судья Дынник открыла дверь на цепочку и глянула на удостоверение. Потом открыла дверь.

– Пожалуйста, только я... не понимаю...

– Мы расследуем дело об убийстве адвоката Ведищева, слышали, наверное, в новостях.

– Но я...

– Я его племянник, вы не помните меня? Мы с вами однажды встречались, давно. Дядя нас знакомил.

– Да, мы встречались... господи, это вы? – Голос судьи дрогнул, в нем послышалось явное облегчение.

– У нас бежал опасный преступник, на его счету несколько убийств, в том числе и это. Долго рассказывать, это все связано с одним старым делом, по которому вы выносили приговор. У нас есть основания подозревать, что он попытается совершить нападение и на вас тоже.

Катя, стараясь не дышать, выглянула из своего укрытия – судья Дынник и Чалов стояли в тесной прихожей лицом к лицу. Его голос, его тон...

– Там, внизу, наши сотрудники, мы взяли ваш дом и подъезд под наблюдение. Я приехал так срочно, чтобы предупредить вас. Вам нечего бояться, вы под надежной охраной, но осторожность все равно не помешает.

Его голос, его тон... Прежний, спокойный, усталый и властный...

Черт возьми...

Это же какая-то чудовищная ошибка...