— Он заблуждается. На земле не может быть ни одного полностью здорового человека. Цивилизация сделала свое дело. Но их еще возможно, как производителей, использовать на “ферме”. Сегодня ты сделаешь нескольким женщинам уколы… Нам необходимы дети. Из них мы вырастим людей, способных завершить наше дело.
— Они растут очень медленно. Будь моя воля, я уничтожил бы весь экипаж и этого русского.
“Если бы ты знал, кто твой отец, то натворил бы бед, подумал Джон Глэй. — Ты слишком долго работал на заводе и даже противогазы не смогли уберечь твой мозг от разрушения… Явное расстройство психики”.
Джон Глей встал, медленно прошелся по залу, остановился у окна. Лучи солнца окрасили его лицо в багровый цвет. У Вуда затрепетали ноздри, как у гончей, почувствовавшей приближение к подранку. Он почти реально ощутил темп погони — бешено заколотилось сердце. Багровый цвет напоминал цвет крови. Не хватало реальной жертвы… Вуд сунул руку в карман, где лежал пистолет. Его глаза вспыхнули огнем… В этот момент Джон Глэй повернулся к нему и спросил:
— Что с вами, Вуд?
Вуд застонал и опустил глаза — теперь лицо Джона Глэя было мертвенно серым.
— Свет, — угрюмо пробормотал Вуд. — Все, на что он падает, приобретает цвет крови.
— Да, странный закат. Весьма странный. Сменился ветер… Дым завода преломляет лучи солнца, поэтому столь странный цвет. Наденьте маску.
— Вы хотите послать меня на разгрузку самолета?
— Нет, на “ферму”. Кстати, Вуд, почему для своих забав вы выбираете белокожих? В последний раз вы нещадно избили Розалину.
— Разрешите идти?
— Идите. Можете делать уколы по своему усмотрению. Да, и пришлите ко мне Глорию.
— Вашу жену?
— Мою бывшую жену, — бесстрастно ответил Джон Глэй. — Я хочу поговорить с ней.
Когда телохранители ушли, Джон Глэй распечатал принесенный Вандербергом мешок с корреспонденцией. Отобрал несколько газет, довольно внимательно просмотрел их; ни в одной из статей не было и намека на продукцию его завода.
— Они до сих пор ничего не знают, ничего! — удовлетворенно сказал Джон Глэй, опускаясь в кресло. Его взгляд остановился на оконном проеме. — Преломленный свет заходящего солнца проник в глубину его глаз, и они, казалось, сами начали источать кроваво-яркий свет.
Легкое дуновенье ветра, проникшего в приоткрытую дверь, а затем негромкий возглас испуга, заставили Джона Глэя медленно повернуть голову.
— Что? Что случилось? — недовольно спросил он, презрительно окинув взглядом замершую у порога женщину. — Что случилось, Глория?
— Ты похож на вампира. Твои глаза… Они наполнены кровью!
— Неужели? Ну это не так страшно. Я похож на вампира. Зато ты выглядишь неплохо. Ты еще не жалуешься на здоровье?
— Нет, не жалуюсь, — торопливо согласилась Глория. Джон, в течение пяти лет я не видела тебя. Мне бы хотелось узнать, где наш сын… моя дочь?
— Занятно. Тебя интересуют такие мелочи? Разве вас плохо кормят? Обижают? Не дают дышать очищенным воздухом? Ты неблагодарна, Глория. А ведь ты родила всего двоих, и только за нежелание рожать больше, тебя надо было давно отправить на завод.
— Ради всех святых, не делай этого, Джон! Не превращай меня в животное. Вспомни, когда-то я родила тебе сына.
— Мне — сына, Вандербергу — дочь.
— Но ты сам приказал сделать мне возбуждающий укол!
— Естественно. На заводе нужны были надсмотрщики, люди, способные управлять станками. Все, кроме тебя, соглашались принимать мужчин, которых с таким трудом удавалось заманить сюда. Каких невероятных усилий и средств требовалось для того, чтобы никто не пытался узнать о дальнейшей судьбе ваших любовников…
— Значит, Вандерберг тоже работает на заводе?
— На “ферме” восемнадцать женщин, но только две интересуются своими детьми.
— Джон, я умоляю тебя, — Глория опустилась на колени. — С тех пор, как у меня отняли сына и дочь, я ничего не знаю о них. Прошло столько лет!
Джон Глэй внезапно откинулся на спинку кресла, его синегубый рот раскрылся, и хохот, похожий на взлаивание дикой собаки, всколыхнул все его рыхлое тело:
— Она, она не узнает своего сына… Ха-ха-ха… Твой сын — Вуд!
— Не-ет! — Глория в ужасе закрыла лицо руками.
— Как видишь, и от тех, кто считался почти здоровым в цивилизованном мире, родился неполноценный. Вуд — садист. Именно поэтому он избивает Розалину. На белой коже цвет крови очень эффектен.
— Джо-он! — поднимаясь, простонала Глория. — Джон, что ты наделал? Ты лишил себя будущего!
— Будущее? Месть — вот мое будущее. Да, месть! Развитие цивилизации непременно приводит к непомерному желанию взять все, чем обладает природа. Природа стала пищей ненасытного потребления, она дробится, умирает, разлагается в наших зубах. Возникает непреодолимый хаос смерти, разрушение всего живого.
— Джон!..
— Ты не видела меня пять лет, но и раньше я ничего не рассказывал тебе о твоих детях. Зачем? Мы все заложники. Я один из немногих, кто понял и до конца осознал крах гармонии.
— Ты убийца, Джон.
— Убийца? Разве может мертвец быть убийцей? Но если даже так? Кто из нас лучше? Я — предвидящий и ускоряющий крах цивилизации, или вы — самки, поставляющие убийц? Я сохранил вам здоровье. Все эти годы вы пользовались только очищенным воздухом, не отравленными лучами солнца… Вы почти здоровы и сегодня, ты и твои подруги должны доказать это. Постарайтесь не противиться. Иначе вам придется дышать той мерзостью, которой дышит весь мир.
— Неужели только месть заставляет тебя жить? Ты всегда был крайне религиозен. Простит ли бог твое преступление? Тебе придется отвечать, Джон!
— Бог? Если он допускает то, что происходит на земле, значит, это необходимо, — Джон Глэй на некоторое время задумался, потом нехотя поднял глаза на поникшую Глорию и сказал: — Возможно, я не прав и поэтому оставляю за собой единственный шанс оправдаться. Я сохранил вам здоровье лишь для того, чтобы оставить на земле несколько пар особей, способных выжить.
— Значит в тоннеле есть дети, и они здоровы?
— Да! — Джон Глэй гордо вскинул голову. — Сегодня ты убедишься в этом. Жди Вуда, он проводит тебя.
…Все, что произошло на “ферме” и в тоннеле, Джон Глэй узнал двумя часами позже, когда, выполнив приказание, вернулся Вуд.
— Ну? — спросил он, как только за спиной Вуда захлопнулись двери лифта. — Как прошла вакцинация?
— Женщины подняли бунт. Розалина… Мне пришлось отходить ее плеткой.
— Надеюсь, ты сделал уколы не всем?
— Ну почему? — Вуд, вытащив из кармана шприц и пачку ампул, положил на стол. Отступил на шаг, заметив, как рука Джона Глэя скользнула в ящик стола. — Лекарства много. Я даже сделал укол вашей старухе… А Флора… Она совсем не сопротивлялась.
— Кретин! Ты оставил детей без воспитательницы! — Джон Глэй выхватил из ящика пистолет, направил его в лоб Вуда. Я размозжу тебе череп!
— Не убивайте, — глупо улыбаясь, Вуд попятился к двери. Флора уже взрослая. Она должна рожать. На заводе почти некому работать.