— Сережа! — воскликнула девушка, оборачиваясь. — Почему так долго?.. — Глаза у нее искрились от непонятной мне радости, и улыбка освещала ее лицо.

— Извини, пожалуйста… — Он развел руками. — Я был в военкомате, — и он опустил голову, словно боялся встретиться с ней взглядом. — Разве ты еще ничего не знаешь?

— Я все знаю! — засмеялась девушка. — Я знаю, что небо удивительно синее, листья удивительно зеленые, вода удивительно прозрачная и теплая, а ты удивительно хороший, хотя и чем-то удивительно озабоченный! — Она звонко засмеялась. — А еще я знаю, что развею твою озабоченность, потому что я самая счастливая на земле! Ой, Сережка, да что ты в самом деле, ты даже ни разу не улыбнулся…

— Маша… — Юноша опять замялся, будто подыскивая слова, которых ему никогда не доводилось произносить. — Понимаешь, Машенька, произошло действительно ужасное…

— Разве в такой день может произойти что-то действительно ужасное, Сережка? Ты посмотри, какой день! — Она пыталась шутить, но выражение ее лица с каждым мгновением становилось все серьезнее и серьезнее.

— Война!

— Что?

— Война, Машенька…

Девушка медленно опустилась на траву…

Так я и оставила мою девушку и ее парня: она сидит на берегу, закрыв лицо руками, а он стоит рядом, подставив лицо упругому встречному ветру.

Они ни разу не произнесли этого слова — люблю, но мне почему-то казалось, что именно благодаря этому понятию глаза у девушки так искрились от радости… Не думаю, чтобы я ошибалась. Но главный вывод из увиденного мною на экране монитора заключался в другом: я поняла, что, оказывается, разумные существа, во всяком случае те, которых я видела, совсем не испытывают удовольствия от того, что уничтожают друг друга, как я считала раньше, когда исследовала планету с помощью компьютера. Естественно, от этого их поступки становятся еще нелепее и нелогичнее, но и этот вывод поможет мне при составлении отчета и значительно углубит его.

Затем я снова вернулась в зиму. Мне казалось, что если я увижу, как девушка встретится с парнем теперь, обязательно пойму, что они подразумевают под словом любовь.

Он должен был вот-вот появиться. Девушка грелась возле раскаленной добела железной печки. В комнату, где она сидела, то и дело входили и выходили какие-то озабоченные, неулыбчивые люди. Потом вошел седоусый мужчина, посмотрел на девушку, задремавшую от окутавшего ее тепла, почему-то вздохнул и, нахмурив брови, приказал:

— Ефрейтор Кириллова, марш на устранение обрыва связи на линии!

Девушка вздрогнула от неожиданного, резкого голоса мужчины, растерянно посмотрела на него, но в следующее мгновение подтянулась, поправила привычным, заученным движением ремень, стягивающий ее бушлат, коротко ответила:

— Есть устранить обрыв связи на линии!

Вытащив из-за пазухи варежки, она надела их, в углу комнаты взяла какой-то ящик на длинном ремне, катушку с проволокой и направилась к выходу.

Они шли друг за другом. Седоусый мужчина, держа под мышкой катушку с проволокой, — впереди, а девушка, стараясь попадать в его следы на снегу, — за ним. Шли медленно, отворачивая лица от колючего, со снегом, ветра. Девушка не поспевала за мужчиной, и тому приходилось время от времени останавливаться, поджидая ее.

Послышался нарастающий тревожный гул самолетов. Они пролетали над поляной, к которой вышли мужчина и девушка, потом повернули назад, сбрасывая бомбы.

Мужчина и девушка подошли к столбу. Девушка, поправив висевший на спине ящик, забралась наверх, принялась соединять оборванный провод. Закончив, она скользнула вниз, прижалась к столбу и замерла. Мужчина вдруг упал в снег. Одна из бомб упала точно в середину поляны, и в одно мгновение не стало ни девушки, ни мужчины, ни столба… Я поняла, что их совсем не стало.

Снова и снова я прокручивала на мониторе этот кусочек жизни планеты Земля, и каждый раз нелепый взрыв бомбы уничтожал и мужчину и девушку. Но ведь они, моя девушка и ее любимый Сережа, сегодня должны были встретиться… И только потом, когда от бесконечного повторения этого кусочка лица мужчины и девушки, взрыв бомбы слились в моих глазах в одно черное пятно, только потом я поняла: они никогда уже не встретятся.

Никогда. Несмотря на всю нелогичность этого когда-то свершившегося на Земле факта.

И мне стало очень жаль ее, мою девушку. Я снова увидела ее глаза, искрящиеся от радости в тот яркий летний день на берегу тихой речки, и снова увидела ее глаза, бесконечно усталые, когда она пробиралась по заснеженной поляне.

Повинуясь какому-то безотчетному порыву, я нажала кнопку сверхмощного аппарата, и к Земле устремился луч, поразивший и самолеты, и бомбы…

Вот тогда-то на моем столе и засветился экран рабочего журнала, на котором появилось озабоченное лицо Фила, а потом состоялся весь тот разговор, продолжения которого, уверена, мы ждали оба с одинаковым нетерпением.

— И что же ты мне все-таки ответишь? — Фил, появившись у меня вновь, был предельно сосредоточен.

— Сначала ты мне ответь, что произошло в результате моего вмешательства в дела этой самой планеты Земля? — я даже сама удивилась, насколько спокойно чувствовала себя в этот момент.

Фил усмехнулся, похоже, уловив некоторую перемену, происшедшую во мне после нашей последней встречи. Потом, после некоторого размышления, заговорил: — Ну что ж… Учитывая мое отношение к тебе, я отвечу первым на этот раз… Итак, что касается планеты Земля. Ты подарила жизнь какому-то разумному существу, которое по логике своего развития уже не должно ее иметь. Таким образом, все те расчеты, которые проводились до тебя по отношению к этой планете, потеряли всякий смысл…

— Нечего было давать мне на проверку много раз проверенное! — огрызнулась я. — Неужели нельзя было дать мне какую-нибудь другую планетку, от исследования которой была бы определенная польза, а не вред, как получилось с планетой Земля, если судить по твоему поведению?

— Ты удивляешь меня все больше и больше, Сана. Ты уже прекрасно знаешь, что проверка исследуемой планеты всегда является одновременной проверкой и того, кто этим занимается.

До сих пор ты проходила все этапы блестяще, и вот… Ну да ладно, об этом потом. Продолжу свой ответ на твой вопрос, если не возражаешь.

Я милостиво кивнула.

— Так вот, самое главное, что мы теперь не знаем, во всяком случае пока, последнего витка этой планеты. Компьютеру дано задание рассчитать ее жизнеобеспеченность при условии, что то разумное существо, которому ты дала жизнь, все еще находится в окружающий среде. И вот уже прошло столько времени после твоего поступка, — Фил посмотрел на часы, — а компьютер все еще продолжает вычисления, и это означает, что последний виток планеты отодвинулся в далекое и неопределенное будущее.

— Но это же хорошо! — обрадовалась я.

— Согласен, что было бы неплохо для продолжения наших исследований планеты Земля, тем более, что подобные варианты еще не встречались в нашей практике. Но, ко всему прочему, это связано непосредственно с тобой, Сана…

— Чепуха! — беспечно махнула я рукой. — Ну, пусть меня выгонят из Аналитического Центра, дадут другую работу, неужели только из-за этого ты затеял весь разговор?

— Во-первых, это совершенно противоречит логике, когда кто-то, добившись определенных высот в своем положении, потом идет на снижение общественного мнения о себе. Логика бывает только поступательно прямой, обратной не бывает, это закон нашего развития, который всегда подтверждался реальностью. Во-вторых, и это самое главное во всей этой истории, ты прикоснулась к антимиру!

— Прости, Фил, но это не антимир, поскольку у нас с ними есть общие биологические закономерности.