— И что же это доказывает?

— Вывод очень прост. В двух экспериментах, которые я описал, планка — абсолютно одинакова. Один из тех роботов на колесах, которых мы иногда видим, может проехать по ней запросто, даже если она будет соединять башни, как будто она находится на земле. Мы не можем, потому что боимся высоты. Может быть, это и глупо, иррационально, но этот страх слишком силен, чтобы его можно было преодолеть или отмахнуться от него. Этот страх — внутри нас, в нашей плоти и крови. Мы рождаемся с ним.

То же самое можно сказать и о страхе открытого пространства, страхе космоса. Покажи любому человеку в Диаспаре путь из города — дорогу, которая, возможно, сейчас лежит перед нами, — и он не сможет пойти по ней. Ему придется повернуть назад, точно так же, как ты повернешь назад, если начнешь переходить по планке расстояние между башнями.

— Но почему? — спросил Элвин. — Ведь, наверное, существовали времена…

— Знаю, знаю, — прервал Хедрон, — когда люди путешествовали по нашему миру и добирались до звезд. Но что-то изменило их и принесло страх, с которым каждый из нас рождается. Одному тебе кажется, что у тебя его нет. Ну что ж, посмотрим. Я поведу тебя в башню, где находится Зал Совета.

Это здание, одно из самых больших в городе, было почти полностью отдано машинам, которые в действительности и управляли городом. Почти на самом верху находился зал, где собирался Совет. Совет заседал редко — только когда нужно было обсудить важные вопросы.

Они как бы нырнули под своды широкого входа и шагнули в золотой полумрак. Элвин никогда раньше не бывал здесь. Правилами это не запрещалось — в Диаспаре вообще было мало запрещающих правил, — но как и у большинства граждан, у него был какой-то полурелигиозный страх перед этим местом. В мире, где не было богов, Зал Совета больше всего напоминал храм.

Хедрон без колебаний вел Элвина по коридорам и проходам, явно приспособленным для колесных механизмов, а не для передвижения людей. Некоторые из них зигзагообразно уходили вниз под такими острыми углами, что если бы не сила гравитации, сглаживающая наклон, человек не смог бы и шага ступить.

Наконец они подошли к закрытой двери, которая медленно открылась при их приближении и, пропустив, снова закрылась. Они оказались перед другой дверью. Подойдя к ней, они остановились. Хедрон даже не попытался открыть ее. После непродолжительной паузы тихий голос сказал: “Назовите свои имена”.

— Я Хедрон. Шут. Со мной Элвин.

— Зачем вы пришли?

— Из чистого любопытства.

К изумлению Элвина, дверь открылась сразу же. Из собственного опыта он знал, что если давать машине шутливый ответ, это всегда приводит к путанице, и нужно начинать все сначала. Машина, спрашивающая Элвина, очевидно, была очень умной и находилась наверху иерархической лестницы Главного Компьютера.

Больше на их пути не встретилось никаких преград, но Элвин был уверен, что они прошли через многие тесты, о которых даже не подозревали. Пройдя по короткому коридору, они вдруг оказались в громадном круглом помещении с опущенным полом. Тут он увидел такое, от чего мгновенно остолбенел: прямо перед ним находился весь Диаспар, а самые высокие здания города едва ли достигали его плеча.

Элвин был так захвачен этим зрелищем, отыскивая знакомые места и наблюдая за неожиданными видами, что прошло довольно много времени, прежде чем он обратил внимание на то, что находилось в этом помещении, помимо Диаспара в миниатюре. Стены были покрыты рисунками, состоящими из микроскопических черных и белых квадратиков, расположение которых было столь неупорядоченным, что когда он быстро водил глазами, казалось, будто они мелькают и вспыхивают, хотя на самом деле ничего не менялось. На одинаковом расстоянии друг от друга были расположены машины, управляемые вручную. Каждая имела дисплей и место для оператора.

Дав Элвину насмотреться, Хедрон спросил:

— Ты знаешь, что это?

“Я полагаю, это макет”, — подмывало ответить Элвина. Но этот ответ был до того очевиден, что скорее всего — неправилен. Поэтому он покачал головой, ожидая, что Хедрон ответит сам.

— Помнишь, — начал Шут, — я когда-то говорил тебе, как управляют городом, поддерживают порядок в нем, как на Берегах Памяти вечно сохраняются матрицы. Вот эти Берега — вокруг нас. Со всеми их неимоверными запасами информации, со всем тем, что и есть город сегодня. Каждый атом Диаспара как- то закодирован. Каким образом и какими силами — мы уже не знаем. А матрицы находятся в этих стенах.

Он повел рукой в направлении совершенной, воспроизведенной в мельчайших деталях копии Диаспара, которая лежала перед ним.

— Это не модель. Это всего-навсего спроецированный образ матрицы, хранящейся на Берегах Памяти, а следовательно, он идентичен городу. Существующие здесь машины могут по желанию человека увеличить любую из частей, отдельных деталей города до естественных размеров или еще больше, так, что можно будет изучать все в подробностях. К этому прибегают, если нужно провести какие-нибудь изменения дизайна или архитектурной планировки, хотя уже очень давно ничего подобного не делалось. Если хочешь узнать, на что похож Диаспар, — необходимо прийти сюда. Здесь можно узнать за несколько дней столько, сколько не удастся выяснить за целую жизнь, проведенную в непосредственных поисках.

— Невероятно, — произнес Элвин. — А сколько людей знают о том, что все это существует?

— О, достаточно. Однако людей это редко интересует. Совет собирается от случая к случаю. Никакие изменения не могут быть произведены в городе, если все члены Совета не соберутся. Но и этого недостаточно: необходимо, чтобы Центральный Компьютер одобрил предлагаемые изменения. Сомневаюсь, чтобы здесь собирались чаще, чем два или три раза в году.

Элвину хотелось знать, откуда у Хедрона такая информация, но он вспомнил, что самые изобретательные шутки должны были основываться на знании скрытых механизмов, управляющих городом, а это могло быть только результатом глубокого изучения. Скорее всего, это была одна из привилегий Шута: ходить, куда заблагорассудится, и видеть все, что захочется. Во всем Диаспаре не найти было лучшего проводника.

— То, что ты ищешь, может вообще не существовать, — сказал Хедрон, — но если оно существует, найти его можно только здесь. Давай я покажу, как управлять мониторами.

В течение часа Элвин сидел перед одним из экранов мониторов, учась пользоваться клавиатурой управления. По желанию, он мог выбрать любую точку в городе и изучать ее с любым увеличением. Улицы, башни, стены, движущиеся дороги проносились по экрану по мере того, как он менял координаты. Ощущение было такое, как будто он всевидящий бестелесный дух, для которого не существует никаких физических препятствий, без всяких усилий передвигающийся по Диаспару.

Но на самом деле он не исследовал Диаспар, а путешествовал по ячейкам памяти, изучая мысленный образ города — образ такой силы, благодаря которой Диаспар сохранился в неприкосновенности в течение миллиардов лет. Элвин мог наблюдать только ту часть города, которая не изменялась. Люди, ходившие по улицам, не были частью этого образа. Но это не имело никакого значения. Больше всего Элвина сейчас занимали произведения из металла и камня, чьим узником он был, а не те, кто являлись его добровольными сотоварищами по заключению.

Он поискал и вскоре нашел Башню Лоранн, и быстро проскочил по ее коридорам и проходам, которые он уже исследовал непосредственно. Каменная решетка увеличивалась в размерах у него на глазах, и он даже ощутил холодный ветер, непрестанно дующий сквозь нее, наверное, на протяжении почти половины истории человечества. Он подошел к решетке и выглянул, однако не увидел ничего. Элвин был так ошарашен, что на мгновение даже усомнился в собственной памяти: а может, то, что он видел пустыню, на самом деле было иллюзией?

Потом он понял, в чем дело. Пустыня не была частью Диаспара, поэтому в мире фантомов, который он исследовал, не существовало ее образа. За решеткой могло происходить что угодно, однако на экране монитора ничего не отражалось.

И все же он мог показать то, что ни один живущий в Диаспаре человек никогда не видел. Элвин переместил точку обзора за решетку, вынес ее в никуда — за пределы города, и проделал все необходимые