снова бросил катушку, хотя Элен просила меня не делать этого. По-своему погоня за катушкой для него была чем-то вроде медленного и осторожного секса у пожилых людей: может, вам не хочется на него смотреть — вам, молодым и убежденным в том, что, когда наступит время старости, для вас будет сделано исключение, — но им ведь все равно хочется этим заниматься.

Мистер Джинглз опять погнался за катушкой, явно превозмогая боль, и так же явно (по крайней мере для меня) со всем прежним азартом.

— Слюдяные окошечки, — прошептала она, глядя на него.

— Слюдяные окошечки, — согласился я, улыбаясь.

— Джон Коффи прикоснулся к нему так же, как и к тебе. Он не улучшил твоего здоровья тогда, но сделал тебя… устойчивее, что ли?

— Да, пожалуй, это верное слово.

— Устойчивее к тем вещам, которые валят с ног всех остальных, как деревья, изъеденные изнутри термитами. Тебя и Мистера Джинглза. Когда он взял Мистера Джинглза в свои ладони.

— Правильно. Какой бы силой ни наделил нас Джон — а я думаю так, — все равно она тоже кончается. Термиты все-таки прогрызли свои ходы через нашу кору. Это заняло немного больше времени, чем обычно, но они уже тут. Возможно, я протяну еще пару лет, люди все-таки живут дольше мышей, а вот дни Мистера Джинглза, по-моему, уже почти на исходе.

Он догнал катушку, захромал вокруг нее, упал на бок, тяжело дыша (мы видели, как дыхание волнами вздымает его шерстку, словно круги по воде), потом поднялся и стал носом живо толкать катушку назад. Его мех поседел, походка была нетвердой, но глазки-бусинки блестели ярко, как всегда.

— Ты думаешь, он хотел, чтобы ты закончил то, что начал писать? Да, Пол?

— Не Мистер Джинглз. Не он, а та сила…

— Как, Поли! И Элен Коннелли! — прозвучал голос из открытой двери. В нем звучал какой-то саркастический ужас. — Живые и здоровые! Какого дьявола вы тут вдвоем делаете?

Я повернулся, совсем не удивившись появлению Брэда Долана. Он улыбался так, словно знал, что обманул нас и сделал это виртуозно. Как далеко он отъехал после окончания смены? Наверное, не дальше бара «Рэнглер», где выпил пару пива, а может, еще и потанцевал, прежде чем вернуться.

— Убирайтесь, — холодно сказала Элен. — Сейчас же уходите отсюда.

— Это ты мне велишь убираться, ты, старая сморщенная сука, — произнес он, все еще улыбаясь. — Возможно, ты еще можешь говорить мне это там, наверху, но сейчас ты не наверху. Сюда вам вообще ходить нельзя. Это за территорией. Что, Поли, устроил себе маленькое любовное гнездышко? Прямо здесь? Что-то вроде комнаты плейбоя для престарелых. — Его глаза округлились, когда он наконец рассмотрел, что находится внутри сарая. — Что за черт?

Я не обернулся. Во-первых, я знал, что там, а во-вторых, прошлое вдруг наложилось на настоящее, создав ужасающий образ, реальный и трехмерный. В дверях стоял не Брэд Долан, а Перси Уэтмор. В следующую секунду он вбежит в сарай и раздавит Мистера Джинглза (у которого уже не оставалось надежды убежать) своим башмаком. И на этот раз не будет Джона Коффи, чтобы вернуть его почти из небытия. Так же отчаянно хотел я, чтобы появился Джон Коффи, он мне был так нужен в тот дождливый день в Алабаме.

Я поднялся на ноги, уже не чувствуя боли в суставах и мышцах, и рванулся к Долану.

— Оставь его! — крикнул я. — Оставь его в покое, Перси, или, клянусь Богом, я…

— Кого это ты называешь Перси? — Он оттолкнул меня так сильно, что я чуть не упал. Элен подхватила меня, хотя ей, наверное, тоже было больно, и поддержала. — И уже не первый раз. Хватит писать в штаны. Я его не трону. Уже не нужно. Этот грызун и так сдох.

Я обернулся, думая, что Мистер Джинглз просто отдыхает, лежа на боку, как обычно. Да, он лежал на боку, но волнообразное движение его шерстки прекратилось. Я попытался убедить себя, что все еще вижу, как он дышит, но тут Элен разрыдалась. Она с трудом наклонилась и подняла мышь, которую я впервые увидел на Зеленой Миле, когда та подошла к столу дежурных бесстрашно, как человек, идущий на суд присяжных… или к друзьям. Она комочком лежала на ладони. Глаза были неподвижные и тусклые. Мистер Джинглз был мертв.

Долан неприятно улыбнулся, показав зубы, почти не знавшие дантиста.

— Ах ты, Боже мой! — сказал он. — Неужели мы потеряли любимца семьи? Устроим похороны с бумажными цветами и…

— ЗАТКНИСЬ! — выкрикнула Элен так громко и звучно, что он отступил на шаг, и улыбка сползла с его лица. — Убирайся вон! Убирайся или ты и дня здесь не останешься! Ни единого часа! Клянусь!

— Ты даже куска хлеба не получишь в очереди, — добавил я, но так тихо, что никто из них не услышал. Я не мог отвести глаз от Мистера Джинглза, лежащего на ладони Элен, как самый крошечный в мире коврик из медвежьей шкуры.

Брэд подумал было опять повысить голос на нее, называя по-всякому — он был прав, сарай находился уже за территорией Джорджии Пайнз, даже я это знал, — но потом не стал. В душе он, как и Перси, был трус. И еще он наверняка проверил ее заявление насчет внука, что тот — Некто Важный, и убедился, что это правда. А скорее всего, просто он удовлетворил свое любопытство, и его жажда к познанию иссякла. В конце концов, тайна оказалась не такой уж важной. По-видимому, в сарае жил мышонок старика. Теперь он сдох, наверное, от сердечного приступа, когда катил разноцветную катушку.

— Не знаю, чего вы так раскипятились, — сказал он. — Вы оба. Словно это собака или что.

— Пошел вон, — процедила она. — Вон отсюда, невежда. Твои куриные мозги мерзкие и неправильно сориентированы.

Он вспыхнул так, что проступили темно-красные пятна там, где у него были подростковые прыщи. Их было очень много.

— Я уйду, — проговорил он, — но когда ты придешь сюда завтра… Поли… то обнаружишь замок на двери. Сюда нельзя ходить обитателям, независимо от того, что там миссис Дерьмо Не Пахнет наговорит про меня. Посмотрите на пол! Доски прогнили и растрескались! Если вы провалитесь, ваши хрупкие старые кости переломятся, как ветки. Так что забирайте, если хотите, свою дохлую мышь и уходите. Все, Притон Любви на этом закрыт.

Он повернулся и ушел с видом человека, сыгравшего по меньшей мере вничью. Я подождал, пока он уберется, а потом осторожно взял Мистера Джинглза у Элен. Мой взгляд упал на пакет с мятными леденцами, и тут я не выдержал: слезы потекли из глаз. Не знаю, но почему-то я стал легче плакать в эти дни.

— Ты поможешь мне похоронить старого друга? — спросил я Элен, когда затихли шаги Брэда Долана.

— Да, Пол. — Она обняла меня за талию и положила голову на плечо. Одним сморщенным и скрюченным пальцем она погладила неподвижный бок Мистера Джинглза. — Я буду счастлива тебе помочь.

И тогда мы позаимствовали совок из сарая садовника и похоронили мышонка Дэла, пока вечерние тени не сделались длинными, а потом побрели ужинать и собирать вместе остатки своих жизней. Я долго думал о Дэле, о том, как он стоял на коленях в моем кабинете и его лысина блестела в свете лампы, о Дэле, который просил нас позаботиться о Мистере Джинглзе, чтобы «этот негодяй» больше не трогал его. Но этот негодяй все-таки достал его в конце концов и сделал больно нам всем, разве не так?

— Пол? — позвала Элен. Ее голос был ласковым и усталым. Даже рытье могилы совком и укладывание в нее мыши на покой может, по-моему, стать волнующим для таких пожилых влюбленных, как мы. — С тобой все в порядке?

Моя рука лежала у нее на талии. Я слегка ее сжал.

— Мне хорошо.

— Смотри, — сказала она. — Похоже, будет прекрасный закат. Может, останемся и посмотрим?

— Хорошо, — ответил я, и мы стояли какое-то время на лужайке, обняв друг друга за талию, и смотрели, как краски сначала разгорались на небе, а потом тускнели и стали пепельно-серыми.

«Святая Мария, Матерь Божья, помолись за нас, бедных грешников, в час нашей смерти.

Аминь.»