– А разве деньги – это так уж плохо?
Первый вопрос задала Катя – просто так, из вежливости, надо же было как-то реагировать на говорливого старичка. Второй задал Белогуров, тоже вроде бы из вежливости…
– Деньги – это хорошо. Очень хорошо. Я вот работал всю свою жизнь, войну пережил, голод видел. А теперь мне дали нищенскую пенсию. И этого, возможно, скоро не дадут – потому что в доме нашем, как они нам говорят, видите ли, «общий финансовый кризис», однако, – старик кашлянул, – однако в моем возрасте, друзья мои, начинаешь умнеть, понимая, что деньги, даже если их очень-очень много, все равно не всемогущи. Они так, увы, и не смогут возвратить тебе…
– Чего же? – Белогуров обернулся. Вежливо улыбался. Но улыбка была какая-то… замерзшая, что ли? Катя не находила более точного слова для этой жалкой гримасы, сломавшей линию его губ.
– Юности. Юности, Ваня, не вернут. Самого драгоценного нашего сокровища. – Старик вздохнул: – Хотя вон Кикабидзе – люблю этого певца, хоть и тоже старик седой стал – поет: «Мои года – мое богатство».
– А-а, конечно, Максим Платонович. Юность – это славная вещь. – Белогуров отвернулся. Снова смотрел только на дорогу. Кате показалось, что он вроде хотел что-то услышать для себя лично, но так и не услышал. Чего же?
Когда они въехали в Гранатовый переулок – тихий и, как всегда, безлюдный, Катя мельком глянула в боковое зеркало, но черной «девятки» не увидела. Они вышли из машины. Белогуров вежливо подал Кате руку, затем заботливо высадил старика.
А черной колосовской «бандитки» все не было. Катя подумала: может, пробки Никиту задержали? Белогуров несколько раз позвонил в дверь галереи, однако никто не открывал. Тогда он полез за ключами.
– Одну минуту, извините, видимо, мой сотрудник куда-то отлучился.
Он наконец справился с замком, распахнул дверь, пропуская их в просторный сумрачный холл. Катя храбро перешагнула порог. Все как в тот раз: кожаная мебель, искусственная декоративная зелень, шкаф- купе, зеркала и эти роскошные фотоплакаты: грозный беломраморный Давид, этот юный убийца,
Дверь тихо захлопнулась – точно несокрушимые бронированные ворота. Дом снова стал похож своей неприступностью на банк или пункт обмена валюты. И в ту минуту, когда Катя уже не могла ее видеть, в переулке показалась черная «девятка». Проехала мимо продуктового магазина, мимо галереи – дальше, дальше и остановилась на углу.
Колосов приготовился к терпеливому и долгому ожиданию. Что он хотел узнать? В чем убедиться лично и окончательно? На эти вопросы он не мог ответить. Пока. После того их разговора с Катей он действительно
Он решил сопровождать Катю негласно, потому что… Да потому, что подобный способ проверки, предложенный Катей, в глубине души устраивал его гораздо больше, чем все «отработанные, специфические методы» Николая Свидерко. И хотя его не покидало чувство важности этой встречи, Колосов не чувствовал какой-либо опасности или угрозы.
Он был настолько уверен, что ВСЕ БУДЕТ У НИХ С ЭТИМ АНТИКВАРОМ НОРМАЛЬНО, ВСЕ РАЗЪЯСНИТСЯ И ВСЕ ПОДОЗРЕНИЯ ОТПАДУТ, что даже… не взял с собой табельного оружия. Иван Белогуров, по его глубокому убеждению, был не тот человек, с которым нужно опускаться до того, чтобы разговаривать на языке пуль.
Время ожидания тянулось… как? Медленно или быстро? Колосов тряхнул рукой с часами на запястье, щелкнул по циферблату. Проклятье, встали! Этого еще только не хватало! Сколько же времени прошло? Четверть часа? Двадцать минут? Что сейчас происходит в доме за наглухо запертой дверью? Что делает Катя? О чем она сейчас разговаривает с этими людьми?
В конце переулка показалась синяя иномарка. «Форд». Он остановился у галереи. Из машины медленно вышел высокий темноволосый мужчина в джинсах и ослепительно белом модном свитере. Колосов насторожился – а это кто еще такой? Новоприбывший запер машину и рассеянно нажал на кнопку звонка. Вел он себя по-хозяйски. Нет ответа. Мужчина нажал на звонок снова, подождал. Отчего они не открывают ему так долго? Так и не дождавшись, мужчина полез в карман за ключами.
ПОЧЕМУ ОНИ ЕМУ НЕ ОТКРЫВАЮТ? ЧТО ТАМ ПРОИСХОДИТ В ДОМЕ ЗА ЭТОЙ БРОНИРОВАННОЙ ДВЕРЬЮ?
Колосов тоже вышел из машины. Не пора ли вмешаться? Вот сейчас этот тип откроет дверь своим ключом, и тогда под уместным предлогом, не вызывая подозрений, быть может, попробовать…
Но того, что произошло в следующую секунду, не ожидал никто. Первое слева окно второго этажа (все окна на втором в отличие от первого не были укреплены решетками) вдруг словно лопнуло изнутри. Стекла со звоном вылетели на мостовую. А вместе с этим стеклянным дождем на улицу вылетело и то, что высадило это «евроокно», – брошенная кем-то с чудовищной силой бронзово-фарфоровая настольная лампа. Из разбитого окна послышались истошные женские крики.
Колосов ринулся к двери. На бегу по привычке, отработанной годами, полез под куртку, где была кобура, но…
Перед тем как вместе с Катей покинуть управление, он сам снял кобуру с пистолетом, спрятал в сейф и запер. Ведь это были НЕ ТЕ ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ НУЖНО ГОВОРИТЬ ЯЗЫКОМ ПУЛЬ!
Тишина в доме. Катя не ожидала, что тут будет
Белогуров (казалось, он и сам был удивлен и озадачен) на мгновение замешкался в холле.
– Прошу, проходите в гостиную, располагайтесь. Максим Платонович, вам чай или кофе?
– От кофейка, Ванечка, не откажусь. Помнишь, в прошлый раз ты меня баловал тем самым, что привез из… ах, память проклятая, забыл откуда…
– А вам, Екатерина?
